Мертвая зыбь
Шрифт:
— Моя мама Элла позвонила Ламберту, — продолжала она, — потому что нам понадобилась помощь — найти одного пропавшего. Его три дня тогда уже не было, ни слуху ни духу, исчез без следа. Вот тогда Элла и заговорила про Ламберта… Она сказала, что он особенный, что он умеет находить вещи — так по крайней мере о нем рассказывали.
— Какая Элла? Элла Давидссон? — спросил Свен-Улоф.
— Да, она позвонила, и Ламберт из Лонгвика приехал прямо на следующий день. У него еще такой старый мопед был, с педалями, как у велосипеда.
— Ну да, он помогать никогда
Джулия видела, как какая-то тень, наверное он, шевельнулась в темноте. Его негромкий низкий голос был едва слышен из-за того, что куры разволновались и одна за одной подавали голос. И в итоге кудахтали уже хором.
— Это точно, Ламберт находил вещи, он все во сне видел. Ложился, потом видел сон и находил. Но почему только вещи — он еще и воду умел искать. Люди его часто просили определить место для колодца. Он брал ореховую ветку и показывал.
Джулия кивнула.
— У него с собой подушка была, когда он к нам приехал, — продолжила она. — Он сказал, что хочет ночевать в комнате Йенса. Он говорил, что важно, чтобы вокруг находились вещи пропавшего.
— Ну да, точно, это все для него было очень важно, — сказал Свен-Улоф. — Он всякие разные штуковины в снах и смотрел. Ну, ежели утонул кто, к примеру, или, скажем, у кого-то там что-то пропало. Но это ерунда, он ведь даже видел, что должно будет случиться. Он за несколько недель точно знал день, в который помрет. Он мне так заранее и сказал, что скоро умрет в своей комнате, в своей кровати, в полтретьего ночи. Будет у него сердечный приступ, в смысле, сердце остановится, а «скорая помощь» не успеет приехать. Так все и вышло. В точности как он сказал, и «скорая» не поспела.
— И что? — спросила Джулия. — У него это всегда получалось? Все в точности, как он говорил?
— Да нет, не всегда, — ответил Свен-Улоф. — Иногда он ничего не видел, а иной раз бывало так, что видеть-то он видел, но мучился потом и говорил, что не может вспомнить, что именно… А вот то, что имен он никогда не знал, так это понятно — как имя увидишь? Так что в этих видениях у него все безымянные были.
— А вот когда он видел, ну, я хочу сказать, когда он видел сны, тогда все точно сбывалось?
— Почти что всегда, потому люди ему верили.
Джулия сделала еще один шаг, ей хотелось рассказать, она была обязана объяснить.
— Тогда был уже вечер, а до того я три дня не спала. Твой брат приехал на мопеде, — негромко начала свою исповедь Джулия. — Той ночью я тоже глаз не сомкнула, лежала и слушала, как твой брат устраивается в комнате моего сына. Я очень хорошо запомнила звук пружин, заскрипевших на кровати Йенса. Потом стало опять тихо, а я все равно всю ночь лежала и слушала… Он проснулся и спустился вниз часов в семь, я уже в кухне сидела и ждала, что он скажет.
Ей ответили куры очередным приступом кудахтанья. Свен-Улоф молчал.
Джулия продолжила:
— Ламберт увидел про моего сына сон. Если бы он даже мне ничего не сказал, я бы все равно заметила по его взгляду, когда твой брат спустился в кухню. Под мышкой он держал свою
Куры угомонились, в курятнике стало тихо.
— Ты говоришь, мальчик… — произнес из темноты Свен-Улоф, — это ты ту жуть имеешь в виду… Ну, я хочу сказать: историю про маленького мальчика, который пропал в Стэнвике.
— Да, этого мальчика звали Йенс. Он мой сын, — негромко ответила Джулия. Ей опять ужасно захотелось выпить. — Исчез, и до сих пор никто не знает, что с ним случилось.
Свен-Улоф молчал.
— Я хочу спросить, мне нужно знать… может быть, Ламберт потом говорил что-нибудь про то, что увидел тогда, когда ночевал у нас?
— Я пять яиц нашел, — послышался голос из темноты, — больше почему-то нет.
Джулии показалось, что Свен-Улоф не собирается отвечать на ее вопрос. Она тяжело вздохнула. «У меня ничего нет, — подумала она про себя. — У меня ничего нет, и я ничего не знаю». Ее глаза постепенно привыкли к темноте, и сейчас она видела Свен-Улофа: он стоял посередине курятника и смотрел на нее, прижимая к груди яйца.
— Ламберт наверняка что-то должен был рассказать тебе, Свен-Улоф, — продолжала Джулия. — Пусть не все, но хотя бы что-то про видение той ночью. Рассказывал?
Свен-Улоф кашлянул.
— Да, как-то он заговорил про это. Один раз он обмолвился про мальчика.
Джулия замерла и затаила дыхание.
— Ламберт тогда прочитал заметку в «Эландс-постен», — сказал Свен-Улоф, — тогда прошло аккурат пять лет. Мы с ним завтракали, он читал газету. Ничего нового там не было.
— Ну а что там могло быть нового? — устало произнесла Джулия. — Никто ничего не нашел, и в общем-то писать было не о чем, а они все равно продолжали.
— Ну так вот, мы сидели на кухне, я газету первый прочитал, — продолжал Свен-Улоф, — а потом Ламберт. Я понял, что он видел заметку про мальчика, вот тогда-то я и спросил, что он про все это думает. Он помолчал, потом неторопливо сложил газету и сказал, что мальчик мертв.
Джулия закрыла глаза и кивнула.
— Что — в проливе утонул? — спросила она.
— Да нет, Ламберт сказал, что все случилось в другой стороне, на пустоши. Ну, то есть убили его на пустоши.
— Убили? — переспросила Джулия, почувствовав, как ее кожа покрывается мурашками, как будто какая-то ледяная волна окатила ее с головы до ног.
— Он сказал, что это сделал один человек. В тот же день, когда мальчик пропал. Мужчина, переполненный ненавистью. Там, на пустоши. А потом он положил мальчика в могилу, у стены.