Мертвая зыбь
Шрифт:
Мрачная дама в очках за железной решеткой в окошке подняла на него глаза, потом уткнулась в стол перед собой, выписывая Нильсу билет.
Он слышал, как ее ручка царапает по бумаге. Нильс напряженно ждал, он чувствовал, что его рассматривают, и украдкой огляделся. В станционном зале народу было не очень много, примерно с полдюжины. По большей части там сидели мужчины на деревянных скамейках в тщательно застегнутых костюмах. Некоторые поодиночке, кто-то группами, одни с сумками, другие без. Только у одного Нильса были при себе и рюкзак, и дорожная сумка.
— Пожалуйста, последний вагон, место номер три.
Нильс взял билет, заплатил и вышел на перрон. Через несколько минут послышался резкий паровозный гудок, а потом появился и сам паровоз, медленно тащивший за собой три выкрашенных красной краской деревянных вагончика.
Мощь и сила чувствовались в черном, попыхивающем дымом железном чудовище, когда оно со скрипом затормозило у перрона.
Нильс двинулся к последнему вагону. Начальник станции что-то крикнул, двери открылись, и другие пассажиры пошли к поезду.
Нильс остановился на последней ступеньке, обернулся и просто посмотрел: они направились в другие вагоны.
Внутри оказалось темно и пусто. Нильс положил сумку на багажную полку, сел на обтянутое кожей сиденье, пристроил возле себя рюкзак и стал смотреть на пустошь. Поезд дернулся и тяжело, неспешно покатил. Нильс закрыл глаза и перевел дух.
С глухим лязганьем поезд стал замедлять ход, вагоны остановились.
Нильс открыл глаза, он ждал. Кроме него, в вагоне по-прежнему никого не было. Прошла минута, потом две. Что не так? Что-нибудь сломалось?
Снаружи на платформе кто-то кому-то что-то прокричал, и наконец поезд покатил снова. Он медленно набирал скорость, и Нильс видел, как станционное здание проплывает мимо и постепенно исчезает. Свежий воздух проникал внутрь вагона через щели в окнах. Это было приятно, как морской бриз на берегу в Стэнвике.
Нильс расслабился, его плечи медленно опустились. Он положил руку на свой рюкзак, открыл его и откинулся на сидение. Скорость нарастала, паровоз опять засвистел.
Неожиданно дверь в его вагон открылась. Нильс повернул голову.
Пожилой мужчина в черной шинели с блестящими пуговицами и форменной фуражке вошел внутрь. Полицейский. Он пристально смотрел на Нильса.
— Нильс Кант из Стэнвика, — произнес он; его лицо серьезное. Это не вопрос, но тем не менее Нильс автоматически кивнул.
Он сидел как пришпиленный к сиденью, а поезд несся через пустошь. Зелено-коричневый ландшафт, синее небо. Больше всего Нильсу хочется остановить поезд и выпрыгнуть, он хотел обратно, туда, к себе на пустошь. Но поезд ехал быстро, рельсы гремели, ветер свистел.
— Хорошо, — сказал мужчина в форме и тяжело опускается на край сиденья напротив Нильса так близко, что их колени почти соприкасаются. Полицейский одернул свою шинель, застегнутую на все пуговицы. Из-под фуражки было видно, что у него на лбу проступили капли пота. Нильс внимательно посмотрел на него, ему показалось, что он его узнает. Ну да, Хенрикссон, участковый из Марнесса. — Нильс, — спросил Хенрикссон, как будто они тысячу лет знакомы, — ты едешь в Боргхольм?
Нильс медленно кивнул.
— В гости к кому-нибудь? — опять спрашивает Хенрикссон.
Нильс качает головой.
— А что ты там собираешься тогда делать?
Нильс ничего не ответил. Хенрикссон повернул голову, посмотрел в окно и произнес:
— Хочешь ты или нет, но мы поедем вместе, так что пока, может быть, поговорим немного?
Нильс ничего не ответил.
Полицейский продолжил:
— Когда мне позвонили и сказали, что ты на станции, я попросил немного подождать с отправлением, чтобы я тоже на поезд успел.
Он отвернулся от окна и опять уставился на Нильса.
— Понимаешь, какая штука, очень мне с тобой поговорить хотелось, про твои прогулки по пустоши…
Поезд опять замедлил ход, наверное, у какой-то станции между Марнессом и Боргхольмом. Нильс увидел за окном маленький деревянный дом, окруженный яблочными деревьями. Нильсу показалось, что он чувствует из-за окна домика запах блинов. Накануне вечером мать кормила его блинами, посыпанными сахаром. Нильс отвернулся от окна и посмотрел на полицейского.
— Пустошь… Да не о чем тут разговаривать, — произнес он.
— А мне вот так не кажется. — Хенрикссон достал из кармана носовой платок. — Я думаю, нам очень о многом стоит поговорить, Нильс. Да и не только я, многие так думают. Видишь ли, правда, она, как ни крути, всегда наружу выходит.
Полицейский спокойно встретил взгляд Нильса и неторопливо промокнул носовым платком пот с лица, потом наклонился вперед.
— Несколько человек из Стэнвика обращались к нам в последние дни, все говорили одно и то же: если мы хотим узнать, кто стрелял из дробовика на пустоши, то тогда должны поговорить с тобой, Нильс.
И опять в голове Нильса нарисовалась та самая картина. Он снова видел перед собой двух мертвых солдат, лежащих на пустоши, как они уставились застывшим взглядом в небо.
— Нет, — произнес Нильс и затряс головой, прогоняя воспоминания. В ушах зазвенело, поезд затормозил.
— Ты никого из чужих на пустоши не встречал, Нильс? — спросил участковый и убрал в карман платок.
Поезд остановился, вагоны вздрогнули и слегка загремели. Полминуты, минута — и они опять поедут дальше.