Мертвая зыбь
Шрифт:
За окном было по-прежнему темно.
— Ну ладно, — сказал Йерлоф, — увидимся утром.
— И мы поедем к тому, кто похитил Йенса?
— Я этого никогда не говорил, — отрезал Йерлоф. — Я тебе только обещал, что смогу найти того, кто послал мне письмо с сандалией.
— А это что, не одно и то же?
— Я так не думаю, — ответил Йерлоф.
— Ты можешь объяснить, почему?
— Обязательно, я так и сделаю в Боргхольме.
— О'кей, — сказала Джулия, которой расхотелось продолжать разговор. — Увидимся.
Она отключила мобильник.
Джулия
Более идиотский поступок трудно было придумать, — Джулия прекрасно это понимала. Вилла Веры Кант — давно оставленный дом-призрак, но…
А если Йенс вошел в этот дом в тот день? А если он еще там?
«Иди ко мне, мама, иди сюда, забери меня…»
Нет, об этом даже не стоило и думать.
Джулия пошла дальше, к прибрежному дому, открыла дверь и тщательно заперла ее за собой.
15
Утро вторника выдалось серым, ветреным, и для Йерлофа оказалось непосильной задачей самому, без посторонней помощи, добраться до машины. Ему помог персонал. Йерлофу пришлось висеть и на Буэль, и на Линде, когда он брел от приюта к «форду» Джулии через площадку перед домом. Его настроение от этого ничуть не улучшалось.
Йерлоф чувствовал, как тяжело обеим женщинам практически тащить на себе его тяжелое и непослушное тело. Все, на что он сейчас был способен, — так это держать в одной руке трость, а в другой портфель и позволять, чтобы его тянули вперед.
Унизительно, но ничего не поделаешь. В иные дни он ходил безо всяких проблем, а иногда едва мог пошевелиться. А этот осенний день был какой-то особенно пронизывающе-холодный, и от этого ему становилось еще хуже. Но им с Джулией обязательно надо было ехать сегодня, потому что завтра — похороны Эрнста.
Джулия открыла дверцу машины, и Йерлоф рухнул на сиденье.
— Куда вы направляетесь? — спросила Буэль, стоя рядом с машиной. Ей всегда надо было за ним присматривать.
— Туда, — ответил Йерлоф, — в Боргхольм.
— К ужину вернетесь?
— Может быть, — произнес Йерлоф и закрыл дверцу. — Ну, поехали, — сказал он Джулии, надеясь, что она не станет комментировать отвратительное состояние, в котором она увидела его этим утром.
— Она, кажется, действительно за тебя волнуется, — начала Джулия, когда машина покатила прочь от дома. — Я хочу сказать — Буэль.
— Ну да, она главная, ее бы воля, так я бы там как приклеенный сидел, — сказал Йерлоф и добавил: — Я не знаю, слышала ты или нет, но на юге Эланда один пенсионер пропал… полиция его ищет.
— Я в машине по радио слышала, — сказала Джулия. — Но мы же вроде сегодня на пустошь не собираемся.
Йерлоф
— Нет, как я и сказал, мы едем в Боргхольм. Нам с троими людьми встретиться надо, но не со всеми сразу — по очереди. Потому что кто-то из них послал мне сандалию Йенса. О нем ты, наверное, и хотела поговорить?
Джулия молча кивнула.
— А другие?
— Один из них мой приятель, — объяснил Йерлоф, — его зовут Ёста Энгстрём.
— Ну а третий?
— А это особый случай.
Джулия притормозила, когда они подъехали к стоп-сигналу перед шоссе.
— У тебя всегда полный мешок секретов, Йерлоф, — сказала она. — Ты что, от этого удовольствие получаешь?
— Вообще-то нет, — быстро ответил Йерлоф.
— А мне кажется, что да, — упрекнула Джулия, выезжая на главную дорогу к Боргхольму.
«Черт его знает, — подумал Йерлоф, — может, она и права». Он никогда серьезно не задумывался над тем, что им двигало.
— Это не для удовольствия, — сказал он, — и я не стараюсь казаться шибко умным. Но я всегда считал, что если рассказываешь о чем-то стоящем, то рассказывать надо так, как оно есть. У каждого рассказа есть свое время и свой ритм, а не так, как сейчас, — скорей, быстрей. В прежние времена время почему-то всегда находилось.
Джулия молчала. Они проехали мимо поворота на Стэнвик; через несколько сотен метров Йерлоф увидел на горизонте старое станционное здание. Туда в мае сорок пятого, уже после окончания войны, пришел Нильс Кант, пришел для того, чтобы потом застрелить в поезде участкового Хенрикссона.
Йерлоф восстанавливал в памяти последовательность событий. Сначала на пустоши убили двух немецких солдат, потом в поезде — полицейского, и итог: убийца в бегах. Сенсация, которая, если можно так сказать, конкурировала с прочими новостями, хотя события, сопровождавшие окончание Второй мировой войны, были драматичными.
Журналисты приезжали издалека для того, чтобы разнюхать что-нибудь еще о «зверском преступлении на Эланде». В то время сам Йерлоф находился в Стокгольме, занимался формальностями, чтобы вновь начать мирную работу капитана торгового флота, и о «драме на Эланде» читал в «Дагенснюхетер». Были собраны многочисленные отряды полиции со всего юга Швеции для того, чтобы прочесать остров в попытке найти Канта, но казалось, что, выпрыгнув из поезда, он просто растворился в воздухе.
Теперь поезда по Эланду больше не ходили, сняли и сами железнодорожные пути, чтоб не пропадали зря. А Марнесская станция стала жилым домом — разумеется, чьей-то летней дачей.
Йерлоф проводил взглядом станцию и откинулся на сиденье. Прошло несколько минут, и вдруг неожиданно в машине что-то стало настойчиво и противно пищать. Он встревоженно повертел головой, но Джулию пиканье, казалось, ничуть не обеспокоило. Ну, конечно, она достала из сумки телефон, продолжая крутить баранку. Несколько минут она разговаривала, если можно так назвать короткие, односложные ответы, потом выключила телефон.