Мертвая зыбь
Шрифт:
Джулия направилась через улицу к машине. Она медленно выехала из центра Марнесса, миновала дом престарелых, где сейчас, наверное, Йерлоф пил вечерний кофе, и потом двинулась дальше — мимо церкви и кладбища.
Интересно, Леннарт Хенрикссон женат или холостяк? Джулия не знала, а спросить так и не решилась.
По пути в Стэнвик она размышляла, не слишком ли загрузила Леннарта своими проблемами и переживаниями. Но ей было хорошо оттого, что она выговорилась. А кроме того, появились кое-какие соображения насчет новой теории Йерлофа, о которой он рассказал после поездки в Боргхольм. Насчет того, что убийца Йенса лежит после инсульта в
Ну и что? В таких делах стыдиться нечего. Но Джулии казалось, что соображения Йерлофа ни к чему их не привели. Перспектива по-прежнему представлялась туманной.
Нечего ей тут делать, можно ехать домой.
Джулия решила для себя, что поедет обратно в Гётеборг на следующий день. Но сначала надо сходить на похороны Эрнста Адольфссона, потом попрощаться с Йерлофом и Астрид, а после обеда — домой. Там она и попробует изменить образ жизни: пить меньше вина и не злоупотреблять таблетками. Закроет наконец больничный и как можно скорее опять выйдет на работу. Она перестанет цепляться за прошлое и прекратит мыкаться по дорогам, ведущим в никуда. Она станет жить обычной жизнью и будет спокойно смотреть в будущее. Она вполне может вернуться сюда весной, повидаться с Йерлофом. Ну и, может быть, даже с Леннартом.
Сбоку от дороги показался первый дом в Стэнвике, Джулия притормозила. Она остановилась перед домом Йерлофа, вышла из машины в темноту, перерезанную светом автомобильных фар, открыла ворота и въехала во двор. Джулия собиралась переночевать в своей комнате последнюю ночь на острове. Побыть напоследок в окружении хороших и плохих воспоминаний.
Джулия вошла в дом и включила свет. Потом она опять вышла наружу и спустилась вниз, в прибрежный домик, взять зубную щетку и остальные вещи, которые там оставила, включая бутылки с вином, привезенные из Гётеборга, и, против своих собственных ожиданий, даже не откупорила.
Ее как магнитом тянуло к дому Веры Кант, чернеющему слева от нее, но Джулия героически шла по дороге, даже не поворачивая головы. Она посмотрела только на освещенные окна дома Астрид Линдер и туда, где был дом Йона Хагмана, и пошла дальше, к прибрежному домику.
Джулия собрала вещи, а потом вдруг заметила старую газовую лампу, которая традиционно висела в окне. [49] После недолгих колебаний Джулия сняла лампу с крючка и прихватила ее с собой в верхний дом, на всякий случай.
49
В Скандинавии традиционно оставляют в окнах свет, для этого до сих пор выпускают специальные лампы. Обычай восходит к тем временам, когда свет в окне служил маяком. (Примеч. пер.)
На обратном пути она все же не удержалась и посмотрела на дом Веры, полузакрытый кронами разросшихся деревьев, здоровенный, темный и мрачный. Ничего похожего на свет там не было.
Джулия припомнила слова Леннарта: «Мы там никогда не искали».
И что действительно полиции было там делать? С какой стати можно было подозревать Веру Кант в том, что она похитила Йенса?
А
Нет, это все надумано.
Джулия подошла к дому. Она включила отопление и зажгла свет во всех комнатах, потом достала бутылку вина из сумки и в честь своего последнего вечера на Эланде открыла ее и налила полный бокал красного вина. Джулия выпила залпом и тут же налила следующий и отнесла в гостиную. Теплая волна распространилась по телу.
Если Леннарт рано закончит свои дела в Марнессе и потом позвонит… и тогда Джулия попросит его приехать сюда. А согласится ли он идти в дом, где вырос убийца его отца, хотя бы даже и ненадолго?
Это было какое-то болезненное наваждение, наверное, передавшееся Джулии от Йерлофа: она непрестанно думала о Нильсе Канте.
Первое лето после окончания мировой войны выдалось светлым, теплым и преисполненным радостных ожиданий. В Гётеборге, большом, почти столичном городе, наступали новые времена, шло большое строительство — сносили старые деревянные дома. Бродя по городу, Нильс Кант повсюду видел бульдозеры и экскаваторы.
«Мир на земле», — читал Нильс на уже слегка пожелтевших плакатах на стенах домов в центре города. Был август. Через несколько дней Нильс купил «Гётеборг-постен» и прочитал заголовок на первой странице: «Атомная бомба. Сенсационная веха в истории человечества». Японии пришлось капитулировать, американская атомная бомба положила войне конец. «Должно быть, действительно мощная штуковина эта бомба, если она целый город разворотила», — говорили люди в трамвае. Но когда он сам посмотрел на фотографию в газете, на облако чуть ли не до неба, он почему-то совершенно неожиданно вспомнил навозную муху, ползущую по руке мертвого солдата.
Лично для Нильса мир не значил ровным счетом ничего. Его по-прежнему разыскивали.
Была вторая половина дня, приближался вечер. Нильс стоял под деревом в маленьком парке на окраине города и смотрел на прыща в костюме, который шел к нему через улицу быстрым шагом.
Нильс и сам был в темном костюме, который приобрел в магазине подержанной одежды в Хага. Как раз то, что надо: не новый, но и не потрепанный. В другом магазине он купил шляпу и носил ее надвинув на глаза. Нильс перестал бриться и отрастил бороду. Борода была густая, темная. Он сам каждое утро подстригал ее ножницами, стоя перед зеркалом в своей маленькой комнате дома для холостяков в Майорна.
Насколько он знал, имелась только одна его фотография, да и та шести- или семилетней давности. Да и то на групповом школьном снимке. Нильс стоял в заднем ряду, надвинув на глаза кепку. Фотография была не очень четкой, и в общем-то Нильс не знал, есть она у полиции или нет. Но все же на всякий случай изменил внешность.
Улица позади парка подходила к гавани и считалась одной из самых мрачных улиц в Гётеборге, пыльная, замусоренная, с ветхими некрашеными покосившимися домами, сбившимися в кучку, как будто они подпирали друг друга, чтобы не развалиться. Она очень подходила новому бородатому Нильсу Канту, с прилизанными волосами, в подержанном костюме. Хотя Нильс и выглядел бедновато, ничего подозрительного в его внешности не было. По крайней мере, Нильс надеялся, что не похож на преступника.