Мёртвая зыбь
Шрифт:
— Александр Николаевич не только мечтает об этом. Он уже и сейчас такой.
— Не ест мяса? Вегетарианец?
— Конечно! А вы не знали?
— Не подозревал.
— Он очень принципиален. И в этом, и во всем в жизни.
— Это очень важно для меня.
Без звонка со своим ключом пришел Несмеянов.
Марина побежала в переднюю помочь ему раздеться.
Он вошел бодрый, энергичный, словно не после утомительного рабочего дня:
— Прошу простить меня. Не в моих правилах заставлять себя ждать.
— Мы беседовали с Мариной Анатольевной.
— Это
— О порогах была речь, но не о плотах.
— Тогда о плотах я сам скажу. Я каждое лето так отдыхаю. Стихия! Буря под ногами! Красота! Ну, как, братья-писатели довольны ли нашей беседой?
— Лучшим ответом служит то, — я уже признался Марине Анатольевне, — что хочу написать роман о вас и искусственной пище.
— Шура, покуда такой пищи у нас в обиходе нет, позвольте вам на ужин приготовить яичницу? — предложила хозяйка.
— А это, как гость.
— Мне-то все ко двору, но как вам яичница?
— Это не живые существа, это не инкубаторные яйца, а неоплодотворенные. Из-под несушек прямо на продажу. Без петухов.
— У нее все учтено, — не без гордости заметил Несмеянов.
Пока хозяйка хлопотала с ужином, мужчины прошли в кабинет академика, где он посветил гостя в тонкости производства искусственной пищи:
— Русский человек, как и Москва, словам не верит, а потому повторяю свое приглашение заглянуть в наш институт биохимии. Я познакомлю вас с нашими энтузиастами, научными сотрудниками и дам отведать наших блюд. Мы уже поставляем еду в больницы для пациентов, находящихся на строгой диете. Самые лучшие отзывы врачей. Ведь наша пища содержит нужные витамины. И обладает заданными вкусом и запахом.
— Я буду рад побывать в ваших сказочных лабораториях. Тем более, что хочу написать роман о городе-лаборатории, живущем на самообеспечении в таком месте, где нет никаких питательных ресурсов, скажем, под ледяным куполом Антарктиды. И роман я назову “Купол надежды”, надеясь, что будущее за этим способом существования.
— Однако, вы опасный фантазер. Собираетесь меня в ледяной каземат упрятать.
— Не в тюрьму, а в город энтузиастов во главе с вами, ради проведения всемирного эксперимента для использования во всем мире ваших научных достижений.
— Что ж, известны эксперименты, когда будущие космонавты добровольно изолируются в условиях предстоящего космического рейса на Марс или еще дальше, то есть с питанием консервами и замкнутым циклом влагооборота и дыхания. Пожалуй, я рискнул бы пожить в вашем городе, где, надеюсь, не буду одинок.
— Разумеется. Но без плотов и порогов.
— Без порогов жизни не бывает, а ведь мы там должны жить.
— Об этом я и хочу написать.
— Так приходите к нам завтра в институт. Вы знаете куда.
— Конечно. Я уже около него прохаживался.
— А теперь зайдете. Пропуска не надо, просто скажете при входе, что ко мне.
— Это правильно. Доступ к такой науке должен быть открыт. Завтра с утра я буду у вас.
— Да, к девяти. В Академию поеду позднее.
Марина
Это вегетарианское кушанье пришлось Званцеву по вкусу.
А на следующий день он, сидя за журнальным столиком, заботой секретарши, именуемой здесь референтом, накрытым белой скатертью, с аппетитом отдавал дань подлинному вегетарианскому блюду — бесподобному по вкусу жареному бифштексу с картошкой пай, имевшей калорийность мяса.
Он прошелся по лабораториям, знакомясь с “поварами” со степенями докторов химических наук и с кандидатами наук за обычным ткацким станком, готовя из застывших тонких нитей нагретой биомассы, пропущенной под прессом через калибровочные отверстия, привычное волокнистое мясо, и не простое, а “вырезку”.
Кусочек бифштекса с жареной картошкой академик положил в круглую прозрачную пластмассовую коробочку и вручил гостю, чтобы он отнес домой и дал попробовать своим скептически настроенным женщинам, жене и ее матери.
— Вас просто разыграли, Саша, — безапелляционно заявила теща. — Никакой это не искусственный продукт, а обыкновенная вырезка, причем пережаренная! Бифштекс должен быть с кровью.
Узнав со слов Званцева об этом уничтожающем отзыве, академик Несмеянов сказал:
— Никогда еще не получал столь высокой оценки своей научной работы.
Званцеву позвонила из издательства Авраменко.:
— Александр Петрович, мы выпускаем научно-фантастический роман Шаха. Это псевдоним видного деятеля ЦК. Мы просили бы вас написать к этой книге предисловие.
Званцев никогда не отказывался от предисловий, вводя в литературу неизвестных прежде писателей. К сборнику американских фантастов, к романам Роя Бредбери и Азимова, с которым он переписывался и чьи родители, как тот написал, были выходцами из России. С предисловием Званцева вышла в роман-газете и “Туманность Андромеды” Ефремова, вокруг которой велась яростная полемика между “Литературной газетой” и “За индустриализацию”, пока пыл их не был охлажден вмешательством ЦК.
Званцев с интересом прочел произведение заведующего международным отделом ЦК Георгия Хосроевича Шахназарова. Тот пожелал встретиться с автором понравившегося ему предисловия и приехал домой к Званцеву. Они беседовали о романе Шаха, посвященного трагедии инопланетных Ромео и Джульетты, разлученных своеобразной формой расовой ненависти, как и у Званцева в “Фаэтах”.
Они говорили и о земных делах, о преждевременности лозунга о построении коммунизма при нашем поколении и неизбежности принятия общечеловеческих ценностей, личности и торжества закона взамен “революционной необходимости”, оправдывающей их попрание.
Званцев был приятно поражен такими прогрессивными взглядами работника ЦК.
— Я подарю вам свой только что вышедший роман “Купол надежды”, посвященный академику Несмеянову. Выхода его ждали и сам он, и в его институте. К сожалению, я не успел поднести подарок к его восьмидесятилетию и присвоения ему во второй раз звания Героя Социалистического труда.