Мертвецы не танцуют
Шрифт:
Верхнее Метро непроходимо не только из-за погани, хотя ее здесь тоже хватает. Поезда. Их слишком много. Некоторые стоят на станциях, другие застряли в тоннелях, некоторые столкнулись друг с другом, сорвались с рельс и перегородили путь. Прибавить сюда обвалы, затопления, прыгуны и просто ненормальные места…
Так что пробраться через все Верхнее Метро не удавалось никому. Пару станций пройти – уже подвиг. А когда-то тут собирались от войны прятаться, сейчас думаешь о такой наивности, и смешно. Хотя раньше и город был другой, не сильно тяжелый, не давил сверху, не прорывался снизу и не плющил с боков. Наверное,
Поезд синий, синего цвета. Под землей хорошо сохраняются цвета, этот синий. Курок устало плюнул.
– По бокам не пролезть, – сказал он. – Придется через вагоны.
– Можно под. Под вагонами.
– Устал я под, – Курок плюнул. – Хочу над.
Я достал открывашку.
Замок простейший, внутрь проникли легко. Курок ругнулся.
Скелеты. Первый вагон заполнен скелетами. Много. Одежда не истлела, они так и сидели. А некоторые лежали. Пробираться через это мне совсем не нравилось. Хотя, с другой стороны, мертвецы они и есть мертвецы, вокруг их полно, в домах, на земле, под землей, куда бы ты ни направился.
Перекатились в другой вагон, и там было то же самое. И в третьем. Курок смотрел под ноги. Или в потолок, по сторонам не смотрел.
– Что с ними случилось?
– Попрыгун, наверное… – ответил Курок. – Прыгнули в люк. Или выброс газа. Или… Да кто его знает. Наверху ведь то же самое. Вот, кстати, Петр считает, что попрыгун, он мог раньше случиться сразу со всеми. То есть такой большой попрыгун, общий. Сердце, ну и мозг, и другие человеческие органы, они работают на электричестве. И большое электричество могло состыковаться с маленьким электричеством человека, и все разом умерли. Во всем городе. Или спутники сработали…
– Некоторые не умерли, – заметил я.
– Да, некоторые… Я слышал, у некоторых людей сердце справа расположено, может, у них и электричество другое. Они могли и не умереть.
– Ерунда. Просто не умерли те, кто во время удара подпрыгнул и висел в воздухе. Отсюда и название, кстати. А те, кто стоял или сидел-лежал, они все погибли.
– Ну да…
Курок наклонился, поднял кость.
– Все? Все подпрыгнули? Много ты знаешь людей, которые все время прыгают?
– Но и в живых осталось немного. Я думаю, те, кто остался…
Лампа погасла. Курок хихикнул.
– Зловещий знак, – сказал он. – Тебе предсказалка-то что предсказала?
– Что мы будем жить долго и счастливо.
– Не знаю, не знаю… Почему темно?
– Вода пролилась.
Воды у меня было достаточно, я вообще с водой дружу Заправлять бачок лампы в полной темноте тяжело, пришлось повозиться. Курок молчал. Я старался сосредоточиться на лампе, надо сказать Петру, пусть усовершенствует. Хотя, конечно, трудно настолько совершенное устройство еще улучшить, ни разу не подумаешь, что оно двести лет назад придумано. Триста. Наверное, это одна из тех вещей, что на самом деле вечны. Вот как револьвер. Прекрасная штука, только встречается редко. Или будильник. Шнырь говорил, есть такие будильники, что могут пятьдесят лет без завода ходить. А потом завел – и еще пятьдесят, получается, за один завод может две жизни человеческой пройти. Кого-то в фарш перемелет, другие сами помрут, а часы будут тикать и тикать. Порох. Тысячу лет назад его научились варить и до сих пор варят, польза от него просто
Курок не выдержал, пустился бормотать. Правильно, понятно, человек в темноте жить не может, он не летучая мышь, не рыба безглазая, не древняя птица птеродактиль, которая ушами смотреть умела, человеку нужен свет.
Я думал, он про мать бормочет, а он про шахтеров.
– Раньше они никогда на поверхность не вылезали, они ненавидят поверхность, и задыхаются от чистого воздуха. Я вот никогда не видел шахтера, ни живого, ни дохлого, я вообще думал, что это только сказки. А не сказки. Если уж шахтеры выползают наружу, то…
– То что?
Я подвернул клапан, вода закапала на карбид, газ потек по пластиковой трубке, я чиркнул зажигалкой, стал свет.
Курок стоял чуть поодаль, втянувшись в плечи, зрачки расширены, здоровенные, черные и страшные, у меня даже мурашки по загривку пробежали.
В руке та самая красная коробочка, та, что Курок снял с шахтера. Что он так эти таблетки-то жрет…
Курок успокоил:
– Славные у шахтера пилюльки, после них – все кишки в холодке, не хочешь?
– Потом.
Я посветил вокруг. Вагон, скелеты. Ничего особенного. То есть ничего совсем особенного, мертвецы. Мертвецы, много, конечно. И что-то… Что-то в них было… Ненормальное. В каждом. Я смотрел и никак не ловил, что именно. Мертвецы как мертвецы. В последнем вагоне только… Никого. То ли закрыт был, то ли еще… Ничего.
Почти. В последнем вагоне на стене рисунок. Из черного распылителя сделанный, такие часто встречаются на стенах, раньше люди любили писать всякую чушь, ерунду, буквы и знаки. И тут тоже, в этом вагоне. Большой черный знак Пацифик. Этот самый. Перечеркнутый жирным красным крестом. А внизу подпись.
«Остановим Апокалипсис».
Апокалипсис.
– Апокалипсис – это…
– Конец света, – объяснил Курок.
– Конец света? – переспросил я.
– Вот все то, что вокруг, – покрутил пальцем Курок. – Все это и есть конец света.
Курок громко хрустнул костями. Не своими.
Выбрались из последнего вагона, спрыгнули на пути, через двадцать метров начался другой состав, тоже синий. Двери во втором составе были перекошены, пришлось выбивать стекло.
Снова мертвецы, даже больше, чем в прошлом, почти по колено мертвецов, кости рассыпались и трещали, мы брели, как через февральский снег. И опять – что-то в этих трупах меня смущало, я осматривал каждый и снова никак не мог понять.
И Курок опять завелся. Теперь не про шахтеров, а про мертвецов, каких только мертвецов он в своей жизни не видел. Высоких, толстых, приземистых, мертвых в крайней степени и не совсем, начиная с мамы, когда она подавилась булавкой, он присутствовал рядом, до сих пор эта душераздирающая картина стоит перед глазами…
Последний вагон пуст.
Я вдруг догадался, увидел, что не так.
И совсем не удивился, когда мы наткнулись на третий состав.
– Опять… – Курок выругался. – Надо было идти налево. С чего ты решил, что направо… Три поезда друг за другом. Может, внизу пролезем? Я что-то не хочу через это…