Мертвое озеро
Шрифт:
– - А-а-а!
– - произнес щеголеватый господин, протирая глаза.
Цыганка улыбнулась и сказала:
– - Я давно здесь… и как ты спишь крепко!
– - А разве не надо спать здесь?
– - спросил щеголеватый господин, и, оглядываясь кругом, как бы ища кого-то, он прибавил: -- Ты одна?
– - Одна; а что?
Щеголеватый господин не отвечал.
– - Хочешь есть?
– - спросила цыганка после некоторого молчания.
– - Ты разве привезла с собой что-нибудь?
– - Да!
И цыганка принесла узел, в котором были яйцы, молоко и хлеб, и разложила их на траве.
Щеголеватый господин
– - Не трогай меня, а не то я всё брошу в озеро.
– - Не сердись; дай мне поесть: я очень проголодался.
И они, болтая, стали есть. После завтрака цыганка весело сказала:
– - А ты и завтра приедешь сюда?
– - А что?
– - Я бы тоже принесла завтрак.
– - Спасибо! Хорошо, я приду и завтра.
Цыганка стала смеяться.
– - Чему ты смеешься?
– - Мне весело!
– - отвечала цыганка.
– - Ну сделай так, чтоб и мне было весело, как тебе.
– - Да как же я это сделаю?
– - Давай бегать, и если я догоню…
– - Не хочу!
– - вскакивая, перебила цыганка и пустилась бежать.
Щеголеватый господин за ней.
И они стали бегать. Цыганка ловко пряталась за деревья и наконец обманом успела достичь берега и кинулась в лодку и с невероятной быстротой выехала из осоки и торжествующим голосом сказала:
– - Ну, теперь поймай меня.
Щеголеватый господин подбежал к берегу, погрозил ей и сказал:
– - Ты думаешь, что увернулась от меня, а тут-то я еще скорее тебя поймаю.
– - Не посмеешь: озеро страшное!
– - А смотри!
– - крикнул щеголеватый господин.
И он очутился в воде и поплыл за лодкой, на которой с силою гребла цыганка. Они отплыли далеко от берега; плывущий сказал:
– - Однако я устал!
– - Так плыви скорее назад!
– - пугливо отвечала цыганка и сама стала грести к берегу.
– - Я забыл снять сюртук, а то бы сколько хочешь проплыл.
Когда они вышли на берег, щеголеватый господин, встряхивая с себя воду, сказал:
– - У-у-у! какая холодная вода! и точно: я заметил, что в озере есть омуты, так и тянут книзу.
– - И сколько их, да еще у самых берегов! А кто не знает этого озера, доплывет к берегу и думает, что земля,-- встанет, да провалится. Здесь да у дома только можно подойти к озеру, а то всё болото,-- ораторствовала цыганка, пока выкупавшийся выжимал свой сюртук.
– - Однако я озяб,-- сказал он,-- поеду скорее верхом, так согреюсь.
И щеголеватый господин свистнул. Лошадь, щипавшая траву невдалеке, прискакала к нему.
– - Так ты едешь?
– - с расстановкой спросила цыганка.
– - Да; а что?
– - Так… а завтра?
– - спросила цыганка после некоторого молчания.
– - Приеду, приеду; а ты будешь?
– - Да!
– - Ну, прощай!
И щеголеватый господин сел на лошадь и поскакал в лес, сказав:
– - До завтра.
Цыганка пробежала несколько времени за лошадью, как бы желая что-то сказать уезжавшему, но вдруг остановилась и, озираясь кругом, тихим шагом возвратилась на то место, где они сидели; медленно опустясь на траву, она склонила голову на грудь и впала в глубокую задумчивость, вертя в руках батистовый платок, который она то складывала, то развертывала. Цыганка так была погружена в какие-то размышления, что не замечала,
Пронзительный свист с озера вывел ее из задумчивости. Она улыбнулась, вглянула на солнце и, сев в лодку, быстро понеслась по озеру, громко распевая какую-то унылую песню. Другая лодка, выехавшая из осоки, догнала ее; в ней был цыган с рыбными снарядами.
– - Где ты была?
– - спросил он ее.
– - В лесу.
– - Одна?
– - Да!
– - А его не было сегодня?
– - Нет!
– - Я так узнал, кто он такой!
– - Кто, кто?
– - с живостью спросила цыганка.
– - Здешний барин, недавно приехал только.
Цыганка засмеялась.
– - Не веришь? ей-богу!
– - говорил цыган.
И лодки разъехались. Цыганы весело заливались, распевая удалую цыганскую песню.
Глава XLI
Летнее утро еще дышало упоительной свежестью, как в небольшой беседке, стоявшей в огромном саду, вдали от богатого барского дома, владетель его лениво потягивался на кушетке, на которой была накинута тигровая кожа. Беседка была убрана роскошно, несмотря на соединение в ней спальни, кабинета и уборной. Стены и потолок ее были обтянуты шелковой полосатой материей, белой с зеленым; на полу ковер с цветами, так хорошо сделанными, как будто они росли на зеленом лугу. Мягкие кресла, стол, шифоньерки, бюро -- одним словом, каждая игрушка дышала роскошью, удобством и вкусом. На лице лежавшего отпечатлелись следы жизни, полной довольства в эту минуту. Он о чем-то думал, беспрестанно улыбаясь. Его размышления были прерваны приходом лакея, которому скорее следовало бы взять хлыстик в руки, чем поднос с чаем, который он поставил на круглый стол, стоявший посреди комнаты, под огромной висячей лампой на потолке, и заваленный книгами, красками и карандашами для рисования.
Лежавший на кушетке господин встал и, выправляя свои члены, подошел к столу; увидев несколько писем, лежавших на серебряном маленьком подносе, он сделал недовольную гримасу и пробормотал:
– - Странно, какое неприятное впечатление на меня производят маленькие воспоминания о городе.
И он нехотя стал распечатывать и пробегать письма; после нескольких он свободно вздохнул, будто окончив большой труд, и принялся пить чай, сказав лакею, прибиравшему комнату:
– - Ты уж письма-то из-за границы не подавай мне, а прямо бросай в камин.
– - Слушаюсь; а не прикажете ли послать на почту сегодня?
– - спросил лакей.
– - Помилуй! я сейчас только ведь прочел,-- как бы пугливо возразил барин.
– - Да эти-с давнишние, вы только не читали их,-- улыбаясь, отвечал лакей, и через минуту он спросил: -- Дворецкого послать?
– - Ты ужасно мне надоел!
– - сказал барин и, встав, вышел в сад и любовался утром.
Этот господин был Павел Сергеич Тавровский; объехав свои имения в разных губерниях, он поселился в одной из самых живописных своих усадеб и, казалось, вполне наслаждался сельской жизнью, забыв о всех столичных удовольствиях. Он целые дни бродил по лесам или скакал верхом, осматривая свои владения, и удивлялся, как много свободного времени, а между тем не скучно, сон крепок, аппетит, как никогда, исправен. Встав рано утром и вдыхая в себя воздух, он рассуждал сам с собой: