Мертвое озеро
Шрифт:
– - Перечистил,-- отвечал мальчик довольно чисто по-русски.
– - И платье готово?
– - Готово; только фрак да жилеты…
– - Фрак не тронь! где тебе еще фраки чистить?
– - с важностью сказал Петр.-- И до жилетов, я уж говорил, не дотрогивайся.-- У меня, Иван Софроныч,-- продолжал он,-- обращаясь к гостю,-- такой порядок: фраки и жилеты всегда сам чищу.
– - Хорошее дело,-- сказал Иван Софроныч.
– - С нежной вещью и обращенье нужно нежное,-- порешил Петр.-- Эй, ефиопина! попроси Матрену
Мальчик ушел.
– - …Что, Иван Софроныч, деревня как?
– - Ничего, Петруша; все тебе кланяются.
– - Здорова матушка?
– - Здорова, да уж больно стара стала; всё только и грезит, как бы тебя увидать, Петруша. Вот бы ты побывал у нее. Да вот она и письмецо прислала.
Иван Софроныч достал письмо и подал Петру.
– - Экое ведь необразование!
– - с негодованием воскликнул Петр, прочитав письмо.-- Что вздумала? Видишь ты: "Иван Софроныч скоро назад поедет, так ты бы, Петруша, отпросился с ним побывать". Ха! ха! ха! Ну можно ли вообразить такую вещь…
– - Что ж, Петруша, она стара; видеть тебя хочет, так вот и написала.
– - Деревенщина она!
– - возразил Петр.-- Шутка ли, что забрала в голову? Мне барина оставить? Да как же барин без меня? Да она просто с ума сошла. Уж я же ей напишу…
– - Ну, не огорчай ее. Ведь она любя…
– - Любя?.. Да ведь она должна знать, что коли я барину нужен, так как же мне, забившись в такую глушь… да и отпустит ли еще? да и я поеду ли еще, спросила бы. Вот уж подлинно деревенщина! Медведи там у них, что ли, живут, никаких порядков не знают. Что выдумала! Ха! ха!
И негодование камердинера возрастало более и более.
– - Да еще они жалуются,-- сказал Иван Софроныч,-- какие ты им подарки прислал. Матери, слышно, прислал складной футлярчик с пружинкой. "Не знаю,-- говорит старуха,-- что и делать с ним! раскроешь -- словно опахало модное, с перегородочками, а сложишь -- словно блин!.."
Петр расхохотался.
– - Блин! Вот уж подлинно наказание мне с ними, Иван Софроныч!
– - сказал он голосом, заискивающим участия.-- Хочешь, чтоб всё получше было, как у добрых людей водится, которые понимают образование, а выходит просто стыдно слышать. Блин! Я ей послал вещь хорошую, ценную и модную, а она говорит -- блин!
И он грустно опустил голову и задумчиво прибавил:
– - Просто срам с ними!
– - Да что же ты ей послал, Петруша?
– - Портмонней,-- отвечал Петр.
– - Как?
– - Портмонней -- ну, в чем деньги носят. Вот такую штучку,-- прибавил Петр и подал Ивану Софроиычу свой кожаный тисненный золотом портмоне, раскрыв его сначала своими неуклюжими, толстыми пальцами, которые, впрочем, были украшены ногтями непомерной длины.
Искоса посмотрев ногти камердинера, которые тот принялся чистить и обтачивать стальной
– - Грешный человек! я и сам в первый раз вижу такую вещь.
Петр пожал плечами.
– - Не знаю,-- сказал он.-- А у нас так ни в чем больше и не носят денег. Вещь хорошая, модная.
– - Так, да ты бы послушал, что старуха говорит. "Прислал,-- говорит,-- сынок механику такую мудреную: пишет, что туда деньги кладут; а какие у меня деньги? коли случится меди гривна-другая, так я и в платок завяжу,-- а бывает, дадут гривенник либо четвертак в лавочку сходить, так я и во рту донесу…"
Петр сделал презрительную гримасу.
– - Ты бы ей, Петруша, лучше ситцу послал либо платок.
– - Нет уж, покорно благодарим!
– - возразил Петр.-- Мы не вчера из деревни! Нас учить не приходится… А вот я ей напишу! да уж вперед гостинцев моих она не дожидайся!
– - А ты не сердись, Петруша,-- ну где же ей всё знать?
– - сказал кротко Иван Софроныч.
– - Должна знать! А не знает, так молчи! Не умничай! Невежество, необразование, политики никакой нет -- так всё и напишу…
Иван Софроныч стал уговаривать его не огорчать старуху; но Петр твердил свое:
– - Надо же им показать, что значит образование, столица, столичные порядки!
И он пришел в такое раздражение, что готов был тотчас писать грозное письмо. Но пришел негр: принес кофе и щипцы; камердинер принялся пить кофе, а мальчику приказал завивать себя, причем в лице черного слуги выразилось отчаяние: нет сомнения, что он охотно отдал бы Петру свои густые прекрасно вьющиеся волосы, лишь бы избавиться тяжкой обязанности завивать жидкую куафюру камердинера.
– - Ну а что, Иван Софроныч,-- спросил Петр через минуту,-- наши там: Сидор, Пахом, Силантей? Чай, просто в мужиков обратились, мохом обросли? Деревня так и подлинно деревня. А не знавали ли там Татьяну Сывороткину?.. Тише ты, ефиопина! волосы подпалишь! Чему вас там учили в вашей Арапии? щипцов нагреть не умеет! Вишь, как раскалил,-- ну-ка тронь руками, тронь…
И Петр протягивал к нему щипцы. Негр жалобно промычал и попятился.
– - Ну, оставь его, Петруша,-- заметил Иван Софроныч.-- Обожжется!
– - Ничего!
– - отвечал Петр.-- Они там по горячему песку босые ходят… Им нипочем…
– - Молод еще,-- заметил Иван Софроныч.-- Надо его и пожалеть…
– - Молод -- не беда,-- возразил камердинер,-- глуп -- вот несчастие! А не прикажете ли цигарочку, Иван Софроныч?
– - спросил он, заметив, что управляющий допил свой кофе.
– - Нет, сигарочки не курю, а вот кабы трубочку?
– - Трубочку?
– - с презрением сказал Петр.-- Ну нет, трубок не держим; да и кто теперь трубки курит? А вот папироски есть. Подай им папироски.