Мертвое ущелье (Логово)
Шрифт:
Танки были расположены в двух оврагах, разделенных узким, возвышенным и густым перелеском. Овраги, поросшие сосновой молодью, хорошо маскировали каждую грязно-зеленую машину, и «тигры» нельзя было засечь с воздуха. Их даже не спрятали в капониры. По краям оврагов, метрах в тридцати друг от друга, стояли часовые.
Если бы луна постоянно висела над соснами, нечего было бы и думать пробраться через часовых, каждый из которых хорошо видел соседних двух. Но редкие облака время от времени закрывали луну и, пользуясь короткими минутами полной темноты, Игнат все-таки прополз мимо часовых. Для него-то тьма не была полной, он видел, как немец в десяти метрах от него медленно прохаживался — два шага вперед, два — назад. Разведчик даже слышал сопение солдата.
Часа
Даже с его умением ориентироваться в темноте он чуть было не запутался. В уме разбил местность на участки и, пробираясь длинными зигзагами, считал и считал танки.
Когда он выбрался из оврага и прополз линию часовых, серая пелена рассвета уже размягчила, разжижила мглу ночи. Луна совсем ушла в облака, но темень стала зыбкой, неплотной, мягко переходящей в сумерки.
Теперь надо было отойти в глубь леса, подальше от танков, чтобы ненароком не обнаружить себя. Здесь слишком много глаз, весь лес забит солдатами. Все, что означает трезубец и «17», он уже знал. Около сотни «тигров» укрыто в этом сосняке. Танковое соединение. Но необычное. Игнат видел на их пятнистых грязно-зеленых бортах четкие белые эмблемы эсэсовской дивизии. Невдалеке от большого белого креста на бортовой броне скалился крупный череп со скрещенными костями под ним. «СС Мертвая Голова». Били их немало. На Курской дуге разгромили начисто эти отборные дивизии тяжелых танков. А они живучи, их пополняют танками и личным составом. Теперь совсем юнцы в черной эсэсовской форме управляют тяжелыми машинами, и эти дивизии, как драконы, снова обретают уже срубленные свои головы и снова сеют смерть. Но недалек их последний разгром. Немалую помощь в этом окажут разведданные Игната.
Время было дорого, и он решил обследовать местность и днем. Шел Игнат очень медленно, вслушиваясь в каждый едва улавливаемый шорох. В этом лесу мог оказаться не только часовой, но и замаскированный солдат, дозорный или охранник, лежащий в секрете. Игнат тщательно нюхал воздух. Запахи сигарет, пороховой гари, пота, сапожного жира и, особенно, кофе всегда выдавали присутствие солдат за тридцать, а то и за сорок-пятьдесят метров, если навстречу дул хотя бы слабый ветерок.
За день Игнат буквально облазил весь лесной массив, где базировались немецкие части, но танков больше не нашел. Обнаружил мелкие штабы и два — посолидней, пожалуй, дивизионные. К каждому из них подходило более десятка парных проводов. Один штаб той самой танковой дивизии. Входили и выходили оттуда офицеры-танкисты в черной эсэсовской форме. Да и само расположение штаба — в полукилометре от танков — подтверждало это.
Несколько пехотных частей с мотоциклами и бронетранспортерами, видимо, имели отношение ко второму штабу. Скорее всего, это дивизия пехотная.
Уже когда вечерние сумерки стали сгущаться между деревьями, разведчик приблизился к расположению полевой жандармерии.
То главное, что ему было поручено, даже более важное, чем разведданные, которые он соберет, здесь, рядом. Об этом говорила охранная часть.
4. ЛАГЕРЬ
Игнат полукругом обогнул территорию части — надо зайти с подветренной стороны. Обошел далеко лесом, чтобы собаки не учуяли его. И когда теплый слабый ветер уже дул в лицо, разведчик не спеша двинулся вперед, к расположению немцев.
Мгла уже заполнила все пространство между стволами деревьев, залила овраги и лощины мягкой чернотой летней ночи, и Игнат почувствовал себя свободнее.
Вскоре он учуял запахи собак, табака, человеческого пота. Судя по всему, до часовых, охранявших часть, было метров пятьдесят-семьдесят. Тьма ему, конечно, не мешала, но густой сосновый молодняк не позволял ничего увидеть впереди. Деревья заслоняли все, и шел он только чутьем.
Запахи говорили, что здесь немецкая войсковая часть. Причем запахи, обычно окружающие нашу часть, отличались от немецких, особенно разнился дух кухни. У наших кухонь смешивались запахи каши, щей, ржаного хлеба. У немцев же к пахучему дыханию котла с крупяным варевом примешивался сильный приторный дух тмина, чего-то еще очень пряного, непривычного для Игната. Да и табак у немцев тоже нес сладковатый дух в отличие от нашей горькой махорки. А запахи собак здесь подтверждали еще и то, что немецкая часть была жандармской или охранной, о которой он теперь уже знал.
Он подошел ближе и направился вправо, обходя часть по периметру. И вот в просвете между деревьями наконец увидел низкие деревянные строения метрах в двухстах от себя и в полсотне шагов — колючку в два ряда, а между рядами колючки — вышку с часовым, застывшим возле пулемета на шарнирном станке.
Игнат настороженно замер и стоял так, немного приподняв голову и по-звериному подрагивая ноздрями. Прошло три-четыре минуты, и вдруг ночной ветерок сменил направление, чуть повернул в сторону. Сразу же пришли запахи, объясняющие все. И почему здесь охранники, и собаки, и почему колючка, да еще в два ряда, и вышки.
Ветер принес тяжкий дух лагерных бараков, перепрелого пота, крови, затхлости, с примесью какого-то гнилого дыхания. И вместе с тем едкий дух хлорно-карболовой дезинфекции.
Игнат отступил в молодой ельник, присел на густую осыпь еловой хвои. Надо было обдумать положение. Значит, все-таки нашел, Все подтвердилось. Лагерь, полевой концлагерь, здесь в лесу. Заключенных держат для строительства блиндажей, рытья окопов, капониров для танков, там, где это потребуется, и для выкапывания траншей. Значит, лагерь есть. Теперь надо доложить в разведотдел собранные данные по немецким войскам и сообщить о концлагере в лесу. Этого сообщения очень ждут.
Когда он добрался до землянки, взошла луна и высветила каждую веточку и лист, заполнила лес настороженным блеклым холодным светом.
— Ира, это я,— сказал он полушепотом и только после этого, согнувшись, вошел.
Она убрала пистолет в боковой накладной карман, потом спросила:
— Ну как?
— Нормально. Можно сказать удачно. И танки нашел. Да и все остальное.
Он не хотел обижать ее недоверием, но законы разведки не позволялось нарушать. Каждый должен знать только то, что ему полагается, и не более того. А она понимала, что, кроме известных ей задач по сбору разведданных о противнике, Игнату поручено еще что-то, возможно более важное. Она знала, что этот старший сержант особый среди разведчиков, что его обычно отправляют со сложным и особо важным заданием. И то, что он один стоит многих, она увидела уже в самом начале операции, когда он вызволял ее из ловушки.
Эти черные кепки, проклятые предатели, сцапали ее так быстро, что она не успела даже выхватить пистолет. Расстроенная неудачным приземлением и болью в ноге, она отвлеклась, осматривая колено, и когда поползла к березкам, то черные кепки уже ждали ее на пути. Двое навалились одновременно, выкручивая руки и зажимая рот ей вонючими, прокуренными ладонями. Если бы не старший сержант, то наверняка был бы конец.
— Давай ужинать.
Игнат придвинулся, и она подала ему ломоть пахучего черного солдатского хлеба и распечатанную припаянным к ней ключом прямоугольную банку американской тушенки. Вход в землянку был завешен куском темной материи, запасной выход — тоже. После прихода Игната Ирина зажгла свечу. Ели молча, лишь полушепотом перебрасываясь необходимыми словами. Разведчики всегда должны быть настороже. Мало ли что! Правда, некоторую страховку Игнат все-таки устроил. Метрах в двадцати вокруг землянки натянул в траве проволочку, а внутри землянки подвесил маленький колокольчик. Если кто оборвет проволочку или хотя бы заденет, то колокольчик обязательно прозвенит. Уже по опыту Игнат знал, что такая страховка необходима. Он помнил свою первую схватку с фашистами там, на Беломорском побережье, и не забыл проволочку-контрольку возле немецкой землянки.