Мертвое ущелье (Логово)
Шрифт:
Жгун угодливо заглядывал в его бесстрастные глаза скрытые под очками в тонкой блестящей оправе. Но это не помогло.
Жгуна расстреляли на следующий день на рассвете, возле того же рва, где он, Жгун, сам расстреливал провинившихся заключенных. Объявили всем, что он был связан с бандитами. Кто эти бандиты — партизаны или русские разведчики — объявлено не было. Видимо, это осталось неизвестным и немецкому командованию.
В тот же день гауптштурмфюрер Шварцмюллер лично сам обошел все бараки и осмотрел все вышки с пулеметами. Он искал, что могло заинтересовать в бараках того «офицера», искал какие-либо следы или что-нибудь подозрительное. Ничего не обнаружил.
В утренний сеанс связи, в шесть ноль-ноль, Ирина отстучала шифровку, подготовленную Игнатом: «Сегодня вечером предполагаю самостоятельно завершить операцию «Ольха-7». Серый».
Через час после приема этой радиограммы начальник штаба, начальник разведотдела и Хохлов вошли в кабинет к командарму.
— Товарищ командующий, разрешите?
— Да, Семен Петрович.
— Я, Иван Тимофеевич, на час раньше. Потому что от Углова есть обнадеживающая шифровка. Но я уже подготовил предложения по десантной операции и, пока самые предварительные предложения,— по войсковой.
— Давайте шифровку.
Генерал прочел, с минуту помолчал, глядя в окно, мимо сидящих возле него людей.
— В следующий сеанс связи, днем, пошлите ему такой ответ: «Указанный вами срок самостоятельного завершения операции считать последним. Если сегодня не получится, будем завершать совместно». И подпишите моим шифром. Все.
— Слушаюсь, товарищ командующий! — Начальник штаба встал, сразу же встали остальные.
Прочитав подпись под радиограммой: «Ноль-ноль-первый», Игнат удивился. Кто это, он хорошо знал, но никогда еще не видел, чтобы шифровки подписывались от имени командарма. Разведчик понял, что сроки его операции подперли всех, дело решается на самом высшем уровне, и еще более сосредоточился на своем решении.
В сумерки он, уже переодетый в форму Берга, лежал в пятидесяти метрах от лагерной колючки, наблюдая за немцами и их пленниками. Он уже обдумал маршрут к бараку, немного отличающийся от прежнего, наметил место, где будет резать проволоку ограждения и ждал отбоя и темноты.
Наконец отбой был объявлен". До полной темноты оставалось не более получаса, как вдруг он увидел быстро мелькнувшую по территории лагеря тень. И сразу понял, что спустили овчарок. Это был неожиданный удар...
Мозг Игната лихорадочно искал выхода. Теперь на территорию без шума не войти. Он посчитал собак. Четыре. За какие-нибудь минуты они обежали весь лагерь. Застоялись в вольерах. С четырьмя не справиться без выстрелов. Да и с выстрелами не сразу одолеешь. Первый же шум и рычание привлекут охранника на вышке. Он включит прожектор и ударит из пулемета. Хорошо еще, что Игнат по привычке зашел с подветренной стороны, иначе собаки учуяли бы его и уже лаяли вовсю. Собаки... Собаки... Игнат думал.
И вдруг его словно осенило. Он быстро пополз обратно, в кусты. Под защитой деревьев он почти бегом бросился к своей базе. Надо было торопиться, времени оставалось в обрез.
11. ТРЕТИЙ БЛОК
Войдя в смешанный лес, который начинался за старым, могучим бором, Игнат замедлил шаги. Это место уже вблизи его базы — землянки, где ждет радистка. Как раз тут, чуть в стороне от землянки, и есть волчье логово. После того, как Игнат впервые услышал здесь волков, он сразу же нашел логово. Но близко не подходил, чтобы не тревожить зверей, не спугнуть их, да не доставлять лишних забот волчьей семье. Пускай себе спокойно растят малышей. Правда, слово «спокойно» не совсем здесь подходит. Конечно, волчья жизнь весьма неспокойна, на то она и волчья. Но пусть хоть с его стороны не будет им неприятностей.
Так он думал прежде. Но вот возникли новые обстоятельства, и он оказался вынужден потревожить лесную семью, использовать их в своей борьбе. Может быть, только благодаря им удастся выполнить это сложнейшее задание.
Густая мгла плотно заполняла лес. Даже звезды, всего полчаса назад мерцавшие над лесом, погасли, затянутые тучами, канули в глубокую мглу ночи. В лесу стояла полночная тишина, только в дальней дали глухо и смутно пошевеливался за невидимым во тьме горизонтом гул переднего края.
Игнат встал, сложил ладони возле рта рупором и, подражая волчице, негромко испустил протяжный вой. Тотчас откликнулись два волчонка. Значит, все удачно. Матерые еще не вернулись с добычей.
Разведчик быстро проскользнул навстречу волчатам. Он понимал, что надо очень торопиться. И не только потому, что время уходит и в лагере идет последняя отпущенная ему ночь. Торопиться надо было еще и потому, что его вой и отклик волчат вполне могли услышать возвращающиеся с охоты волки-родители. Если так, то они поспешат перехватить волчат, чтобы не дать им встретиться с чужим волком. А если найдут следы Игната, поймут, что это человек, и тем более поспешат. И, конечно, сорвут все дело...
Через три-четыре минуты Игнат снова завыл. И снова откликнулись теперь уже четыре волчонка. Причем двое — были ближе к нему, все четверо голодных щенков спешили навстречу матери.
Спустя несколько секунд разведчик увидел двух передних волчат. Те тоже его заметили и в страхе бросились наутек. Но не тут-то было. Стремительный и ловкий Игнат уже через двадцать-тридцать шагов настиг одного из волчат, схватил за загривок и голову и, оберегая руки от зубов звереныша, ловко сунул его в вещмешок, надел лямки вещмешка на плечи, осторожно переместил его себе на спину и спешно двинулся к лагерю.
Щенок в мешке молчал и не шевелился.
Когда, соблюдая все предосторожности, разведчик добрался до лагеря, мгла оставалась такой же густой и плотной. Охранники на вышках, как всегда ночью, время от времени включали то справа, то слева от себя прожектора, освещая проволочное ограждение.
Метров за двести от колючки Игнат остановился, прислушался к лесной и лагерной тишине и, направляя звук к лагерю, громко и длинно взвыл. Сразу же залаяли собаки, и опять Игнат различил в их злобном лае страх. Овчарки, не боявшиеся ни человека, ни его оружия, ни даже смерти, были подвластны древнему и извечному закону природы. Они очень боялись волка.
Услышав вой, щенок в вещмешке зашевелился, заворочался, забеспокоился, но разведчику уже некогда было ждать и успокаивать его.
На вышках часовые никак не отреагировали на голос волка. Интервалы, через которые они включали прожектора, не изменились. И тогда Игнат быстро взял в мешке волчонка, осторожно, чтобы не сделать больно, зажал ему пасть и вынул из мешка. Щенок изо всех сил дергался, пытаясь вырваться или укусить. Но это ему не удалось. Волчонок боролся молча. Может быть, потому, что пасть была зажата, или — потому, что ему не сделали больно, может, еще почему, но так или иначе он ни разу не взвизгнул.