Мертвопись
Шрифт:
В кабине на некоторое время повисло сумрачное молчание, которое нарушил Гуров:
– Ну что, Стас, завтра запрягаемся в поиски картины по полной программе?
– А ты уверен, что Петро завтра не переиграет насчет расследования? У него ж все меняется быстро. То он за здравие, то за упокой… – явил Станислав изрядную порцию сарказма.
– Нет, нет… Мне кажется, что после пропажи картины и одновременно, так сказать, явления нетленного тела ее автора ажиотаж начнется нешуточный. – Лев немного помолчал и продолжил: – Я думаю, все вдруг осознают, какая ценность была утрачена, и ринутся наверстывать упущенное. В принципе в этом ничего удивительного – у нас это обычное дело. Еще Козьма Прутков сказал: что имеем – не храним, потерявши – плачем. Вот и тут – точно так же…
– Блин… Надо было бы хорошенько опросить соседей Курубякина – не видел ли кто человека, с которым он пошел на кражу? – досадливо вздохнул Стас. – Как же он не вовремя помереть надумал! Тут самое хреновое, если вдруг окажется, что организатор кражи из какого-то другого региона.
– Ну, вообще-то о том, с кем Курубякин пошел на кражу, я уже спросил… – с оттенком флегматичности сообщил Гуров.
– Ух ты-ы-ы! – восхитился Крячко, изобразив на лице многозначительную мину. – И когда же это ты успел? Вроде и были-то там недолго…
– Когда приглашал понятых. Попросил сообщить, кто из их дома состоит в дружках этого типа. С кем вообще он мог бы пойти на такое нехорошее дело, как кража… Ну, они мне сказали, что в их доме с этим пропойцей даже выпивохи считают зазорным гулять в одной компании. Почему? Дело в том, что у него врожденный сифилис и недолеченный туберкулез, которым он сам специально заразился на зоне.
– Е-о-о-о!.. – округлил глаза Крячко. – Сразу сифилис и туберкулез?! Вот это «букет»! Да, с таким на «дело» пойти из местных едва ли кто решится.
– Ты хочешь сказать, он сам преднамеренно заразился туберкулезом? Но… Зачем?!! – Мария явно была потрясена услышанным.
– Из жадности и глупости… – поморщился Лев. – Дело в том, что для заключенных, у кого есть туберкулез, существуют некоторые поблажки. Им дают дополнительное питание, они имеют некоторые льготы в плане выполнения работ. Туберкулезника не ставят на такие участки, где его болезнь может обостриться. Вот ради такой сиюминутной, условно говоря, «выгоды» некоторые специально заражают себя этой инфекцией. Но отсидка-то рано или поздно кончается, а вот болезнь с ним может остаться навсегда… Так вот, к вопросу о свидетелях. Некоторое время назад одна из соседок Курубякина видела его разговаривающим с каким-то седобородым типом. Мужик, скорее всего, уже пенсионного возраста, высокий и худой. Его лица, правда, толком она не запомнила, но уверена, что он не из прокловских. Так что кое-какие зацепки уже есть.
– Ничего, уже и это неплохо! – одобрил Станислав.
Снова повисло молчание.
– Да-а-а, ничего не скажешь, запоминающаяся поездка выдалась… – проводив взглядом машину какого-то фрика, изукрашенную красными сердечками, как бы про себя отметила Мария. – Я за сегодня столько всякого-разного узнала… Столько набралась впечатлений, что этого хватит на год вперед. Нет, в самом деле, это очень хорошо, что я с вами поехала. Сегодня я увидела много такого, что и тронуло, и удивило, и восхитило, и возмутило… И в Савиновке, и в Проклове. Взять того же ненормального капитана Ефашкина. Ну, это явный негодяй, допущенный к власти! И если бы не вы – я больше чем уверена! – Анну Романовну он бы обязательно арестовал и повесил бы на нее преступление, которого она не совершала.
– Ну, да… Все здесь, говоря словами Владимира Владимировича, я имею в виду, Маяковского: весомо, грубо, зримо! – процитировал Крячко с некоторым пафосом.
– Вы знаете, в наши дни в кино и на сцене можно увидеть нечто и куда более эпатажное, чем то, что мы сегодня видели, – продолжила свою мысль Мария. – Но в любом случае при этом всегда знаешь и помнишь, что любое, даже самое страшное злодеяние, которое нам показали актеры, оно сыгранное, как говорят дети, «понарошку». А вот здесь – все по-настоящему! Здесь всем своим существом ощущаешь и вопиющую жуть несправедливости, и настоящую горечь утраты… Хотя в иные моменты видишь и проблеск какой-то надежды. Это радует!
– Ну, и нас тоже очень радует, что этой поездкой ты осталась довольна! – резюмировал Лев и добавил: – Честно говоря, когда мы еще только ехали в Савиновку, я все же опасался, что тебе этот вояж быстро приестся, и ты скажешь: я уже устала, поехали домой!
– Кстати, я тоже об этом думал! А ты, между прочим, с нами могла бы и на рыбалку хоть иногда выезжать! – авторитетно проговорил Станислав. – На те же Мраморные озера, например. Там такая природа, такие виды – куда этим всяким Швейцариям?! Там просто побыть и подышать – уже удовольствие…
– Хорошо, ловлю на слове! Как только у нас совпадут выходные – все, едем на Мраморные озера! – твердо заявила Мария. – Да, все верно, какой бы любимой ни была работа, замыкать себя одним лишь только этим было бы большой ошибкой. Сегодня нам выпала целая буря эмоций. Думаю, на ближайшие пару месяцев нам будет о чем поразмышлять. Это сродни тому, как, засидевшись в каком-нибудь теплом закутке, вдруг выходишь на свежий ветерок. Да, на нем можно и простудиться, зато жизнь приобретает какие-то новые смыслы, новые краски…
Стас, в котором эмоции, можно сказать, бурлили, тоже разразился энергичным «спичем»:
– Еще какие краски! Вот сегодня на наших глазах свершилось, по сути, чудо: человек, похороненный три года назад, оказался, пусть и условно, но как бы жив! Видя такое, сразу начинаешь осознавать: не все в этой жизни запрограммировано. И тут у меня возникает вопрос: а не сам ли Лунный все это устроил? Ну, в смысле, свою якобы кончину? Для чего он заранее и завещание составил, и деньги для школы приготовил?.. Он как будто все это знал загодя! Как считаешь, Лева?
Гуров на это лишь недоуменно потряс головой:
– Спроси уж что-нибудь полегче. Например, чем постоянная Макса Планка отличается от постоянной Больцмана… Признаюсь честно, я и сам пребываю в полном смысловом тупике. Глаза видят вроде бы очевидное, но внутренне поверить в это не могу. Вот не могу, и все!
– Даже если бы Виталий при тебе вдруг поднялся в гробу и сказал: я жив! – ты и тогда бы не поверил? – с любопытством в голосе поинтересовалась Мария.
– Не исключено, что и тогда. Помнишь, когда-то я тебе рассказывал про свидетеля по одному уголовному делу, который промеж делом признался мне в том, что побывал в гостях на «летающей тарелке»?