Мертвые из Верхнего Лога
Шрифт:
— …Было это в Пскове, где я гостил у тетки. Однажды она спросила, не хочу ли я побывать в гостях у женщины, о которой тут так много сплетничают, ее называют ведьмой и медиумом, и она в Пскове проездом, вообще-то направляется на Кавказ. Мне, конечно, стало интересно увидеть живого медиума, хоть в глубине души я и счел заранее ту женщину мошенницей.
И вот мы с теткой пришли в один дом, где собралось много народу. Хозяйка оказалась приветливой, полной, круглолицей женщиной с огромными глазами, которые словно в душу тебе смотрели. Но красивой и даже хорошенькой ее никто бы не назвал. Она расположилась в кресле, а вокруг нее, затаив дыхание, сидели гости. Тихим спокойным голосом женщина повествовала о своей жизни, преимущественно состоявшей из путешествий в поисках истины. Причем говорила так, что ее хотелось слушать целую вечность.
Звали ее Елена Петровна Блаватская.
«До девяти лет, — рассказывала она, — единственными нянями, которых я признавала, были артиллерийские солдаты и калмыкские буддисты… Я всегда ненавидела наряды и украшения. Когда мне исполнилось шестнадцать, меня заставили пойти на большой бал у царского наместника Кавказа. Мои протесты никто не хотел слушать, и мне сказали, что велят прислуге насильно меня одеть соответственно моде. Тогда я умышленно сунула ногу в кипящий котел и потом должна была шесть месяцев сидеть дома».
Все гости ахнули, а одна нежная барышня даже лишилась чувств. Блаватская насмешливо наблюдала за тем, как слушатели реагируют на ее слова.
Затем гостья поведала о том, что еще в раннем детстве ей были видения, в которых она встретилась с Учителем. А спустя много лет познакомилась с ним лично, и тот указал ей правильный путь. Она много путешествовала по Индии, Монголии, Сингапуру, Тибету, Египту, Америке. Везде искала чудеса — и становилась их свидетелем. И сейчас рассказывала о факирах, черных и худых, как скелеты, которые могут часами стоять в необычных позах и почитаются как святые; о древних колдунах, которые умеют воплощаться в божеств и диктовать миру свою волю.
«Однажды я путешествовала по пустыне с одним коптом, белым магом, и как-то на ночном привале призналась ему, что мне очень хочется выпить чашечку кофе по-французски, с молоком… Мой спутник подошел к верблюду с нашей поклажей, набрал там воды и через некоторое время вернулся с чашкой кофе в руках. Я его сердечно поблагодарила. Мы пили кофе и беседовали. Но потом выяснилось, что в чашке была простая вода. А я пила ее, ощущая иллюзорный вкус кофе с молоком!»
— Глупости! — не выдержав, прервал рассказчика Митенька. — Не может быть так, что человек пьет воду, а ему кажется, что это кофий! Разве только если он совсем спятил.
Хунсаг посмотрел сначала на мальчика, а потом на еще теплую чашку, которую тот держал в руках. Заслушавшись, Митя совсем забыл, что на донышке осталось несколько глотков крепкого сладкого кофе, который теперь казался ему напитком богов.
— Если так, то вы, мой дорогой друг, совсем спятили, выражаясь вашими же словами, — усмехнулся странный незнакомец.
Митя недоуменно посмотрел в чашку и увидал вместо коричневой ароматной жижи на дне простую воду. Он удивленно поднес чашку к лицу, почти сунул в нее нос — но сомнений не оставалось. Юноша не знал, какое из оглушивших его чувств является более сильным — удивление или разочарование.
— Но как же это?..
— Не переживайте так! — Казалось, мужчина развеселился, глядя на его расстроенное смущенное лицо. — Будет вам еще кофий, хоть каждый день.
— Но если он ненастоящий, какой в нем вообще смысл? — надул губы Митенька.
— Какая же вам разница? — удивился Хунсаг. — Главное, что вы получили удовольствие, согрелись. Бывает так, что человек, находясь в состоянии нервного возбуждения, пьет настоящий кофе и не чувствует его вкуса. Поверьте, это гораздо хуже, чем наша с вами ситуация.
Несколько минут помолчали. Митенька молчал обескураженно — полученная информация никак не хотела правильно уложиться в его привыкшей к иным реалиям голове. Хунсаг же молчал спокойно — просто терпеливо ждал.
— Так, значит, та женщина, Блаватская, или как ее там, научила вас подобным шуточкам? — наконец спросил мальчик.
— Не совсем, — мягко возразил ему новый друг. — Хотя в конце того вечера мы действительно немного поговорили наедине. Она сама меня позвала, выделив взглядом из толпы. И сообщила мне удивительные вещи, которые так лестно было услышать молодому повесе вроде меня. Елена Петровна сказала, что я особенный. Она видит легкое голубоватое свечение вокруг моей головы, а это большая редкость и бывает только у тех, у кого есть данные стать Великим Учителем… Еще госпожа Блаватская сказала, что если я уважаю мир, в котором живу, то должен немедленно, буквально в тот самый момент, развязаться с привычной жизнью и отправиться странствовать. Сперва я должен отправиться в Индию, затем в Непал, а потом каким-либо способом попробовать проникнуть в Тибет, хоть это и не всегда возможно, а подчас и опасно. И там я должен начать учиться. Принять послушание мудрости. Первым делом, подчеркнула Елена Петровна, мне нужно очистить мое тело. На Востоке считается, что пока тело твое — развалина, никакие истины тебе не откроются.
— Разве ж можно быть развалиной в столь юном возрасте? — удивился Митя.
— Еще как можно, — без улыбки ответил Хунсаг. — Ты развалина, если не можешь несколько дней провести без воды и пищи и чувствовать себя нормально. Ты развалина, если простужаешься на сквозняке. И развалина, если испытываешь страх перед другим человеком.
Митенька вдруг вспомнил чужое лицо, красное и наглое, ужасные слова: «Обоссался, блаародие?.. Блаародие обоссался!» Ему стало неловко. Тем более, Хунсаг смотрел так, словно видел его насквозь. Словно ему было известно о том постыдном инциденте.
— Выходит, и я развалина… — только и смог сказать Митенька.
— Выходит, так, — улыбнулся Хунсаг. — Но это ничего. Вы, Дмитрий, были как все. А теперь все изменится. Ведь я буду учить вас.
— Учить?
— Да. А вы будете во всем меня слушаться.
— Но только вот… — Митя сконфуженно замолчал, но потом решил закончить фразу: — Одного я не пойму. Зачем вам-то меня учить? Если вы умеете воду заклинать, чтобы она в горячий кофий превращалась, то вы настоящий волшебник. А я сейчас — бездомный бродяжка. На что я вам сдался?
— На то есть две причины, и я о них расскажу, — ответил Хунсаг. — Тогда, много лет назад, я послушался Елену Петровну. Ох, что мне пришлось пережить, как были против мои родители, которые мечтали, чтобы я женился и поступил на хорошую службу… Но я был непреклонен, и отец с матерью все же отпустили меня. Долгие годы я странствовал, познакомился с сотнями людей, некоторые из них были истинными просветленными и магами. Месяцами я жил послушником при древних храмах, где учился закалять тело и воспитывал волю и дух. Я отказался от своего имени и прошлого, даже порвал со своими родными, которые меня не понимали, и взял себе новое имя — Хунсаг. В древних легендах чеченцев и ингушей Хунсаг — дух, покровитель леса, грозный и мудрый, из груди которого торчит костяной топор. Он вонзает свое оружие в охотников, осмелившихся нарушить его покой. Я стал называть себя так, и в конце концов имя стало моим талисманом, приросло ко мне, точно вторая кожа. Я научился читать мысли людей, подчинять их волю своей.