Мертвые из Верхнего Лога
Шрифт:
Ангелина нервно встала и подошла к окну, руки ее дрожали. Маленькая чашка билась о блюдце, но почему-то женщина не поставила их на стол.
— Все вокруг твердят, что материнство — магия, волшебство. А я… я так этого и не поняла. И сейчас подумала, что и Даша… — ее голос сорвался, — могла… потеряться. Я не знаю… не знаю, что и предположить…
Женщина все-таки разжала пальцы, и чашка упала на пол, забрызгав светлую юбку кофе и расколовшись надвое. Ангелина же закрыла лицо руками, колени ее стали слабыми, и она осела, как тряпичная кукла, лишенная остова. Марк растерянно смотрел, как плечи ее трясутся, будто в судороге. Из-под сомкнутых ладоней доносились всхлипы. В тот момент женщина словно представляла собою само отчаяние как оно есть.
Женские истерики Марка (наверное, не только его одного, но и большинство мужчин) обезоруживали и на некоторое время лишали способности к логическому осмыслению ситуации. Наверное, потому, что любая женщина хотя бы немного ассоциируется мужчиной с матерью, а когда плачет мама — это почти апокалипсис.
Марк неуверенно подошел, сел на корточки рядом, попробовал мягко раздвинуть ладони, которые Ангелина прижала к заплаканному лицу. Та будто не замечала его присутствия.
Вспомнилось, что в кухне есть пузырек с валериановыми каплями. Глупо, конечно, но все равно он не мог придумать ничего эффективнее. Марк метнулся к ведру, в котором хранилась родниковая вода, наполнил стакан, капнул валерьянки. Как ни странно, почувствовав травяной запах, Ангелина сфокусировала на нем взгляд, приняла из его рук стакан и даже пробормотала, заикаясь: «Спасибо!» Выпила залпом, как хронический алкоголик, получивший стакан опохмелки.
Успокоилась Ангелина так же быстро. Внутренняя буря улеглась, лицо прояснилось, слезы высохли, расслабились губы, руки перестали дрожать, и художница снова стала красивой.
Взгляд наконец стал осмысленным — она улыбнулась Марку. Потом увидела разбитую чашку, коротко охнула, заметила, что та из ее любимого сервиза, заказанного по Интернету из Берлина, и теперь, наверное, придется тратиться на такой же, потому что жить без этих чашечек уже невозможно, они — важная часть души ее дома.
Марк недоверчиво смотрел на любовницу — всего несколько минут назад напоминавшую буйнопомешанную, а теперь такую спокойную, рассудительную. Он уже и не знал, что страшнее — истерика или вот это мгновенно поглотившее ее равнодушие. Не понимал, о чем с ней сейчас говорить, — можно ли продолжить тему или лучше отвлечь, заставить лечь в кровать. А там и утро, а там и Жанна…
Но Ангелина вдруг сама заговорила о том, с чего начала:
— Я пойду туда. Если хочешь, можешь пойти со мной. Но ты не обязан.
— Туда — это куда? — со вздохом уточнил Марк.
И получил невозмутимый ответ:
— В лес.
— Конечно, я пойду с тобой! — воскликнул Марк. — Но не сейчас. Ты прекрасно слышала — к нам едут люди, профессионалы. У них есть оружие, машина. Они будут здесь через несколько часов. Нам надо поспать, а утром отправимся вместе.
Ангелина покачала головой — спокойно и чуть отстраненно, как будто он был официантом, вежливо спросившим, не налить ли ей еще шабли, а она, немного подумав, решила, что к настроению вечера больше подходит пино нуар.
— Нет.
— Что — нет? — начал злиться Марк.
— Я не могу ждать. Да и не уснуть мне. Я пойду сейчас.
— Дура ты, что ли? — не выдержал он. — Не поняла еще, что тут не до шуток?!
— Вот именно, — все так же невозмутимо согласилась художница. — Если Даша там, я ее увижу. Если ее… нет… Что ж, тогда и мне здесь больше делать нечего.
— Но, Лина, ты ждала столько дней, жила себе спокойно… А тут осталось всего ничего! — Марк продолжал убеждать, но выражение ее лица говорило, что это бесполезно.
Ангелина посмотрела на него — серьезно и прямо. Ее полные губы были решительно сжаты, и вообще в тот момент она была похожа на древнюю прекрасную воительницу — из тех, что рисуют на обложках фэнтези-книг.
— Если подумать, что человеческую жизнь можно отнять за секунды, то выяснится, что несколько часов — огромное количество времени. Просто огромное. Марк, ты как хочешь, но у меня его точно нет.
Глава 15
До леса дошли молча. И вот он уже встал перед ними — будто стена в иной мир. Пушистые ели словно сшиты из меха, а сквозь их стволы проглядывает темнота — до осязаемости густая и как бы зовущая.
— Я никогда не бывал в лесу ночью, — сказал Марк, просто чтобы хоть что-нибудь сказать.
Ему было стыдно — за то, что он, взрослый мужик, так боится леса и того, что ждет их в его пахнущем смолой и травами мраке. Это был иррациональный неконтролируемый страх — и от него кишки словно изморозью покрывались, а вдоль позвоночника вставали дыбом тонкие волоски. Марк вдруг ярко представил себя первобытным воином, увидевшим вспышку молнии и убегающим на мускулистых ногах в спасительную тень пещер. И кажется ему, что он встретил грозного бога, который пришел спросить лично с него. Кровь кипит, и сердце колотится, и дыхание застревает в горле. Тот древний воин давным-давно мертв, и кости его если и не истлели, то хранятся в палеонтологической лаборатории, но какая-то его часть продолжает жить в каждом человеке, столкнувшемся с неизведанным.
— Я тоже, — коротко откликнулась Ангелина.
В лес они вступили торжественно, как на сцену. Раздвигая ветки, молча пошли вперед — первая Ангелина, Марк — чуть поодаль. Молчать казалось правильным. У обоих почему-то возникло такое странное ощущение — если отнестись к лесу с уважением, тот их защитит. Ангелина была в том же платье — простом, светло-желтом.
— У меня нет брюк, — с улыбкой развела художница руками, когда они собиралась и Марк предложил ей переодеться. — Раньше были, но когда родилась Дашка, я стала вести «мамский» образ жизни. Ох, в какую я тогда впала депрессию…
Нахмурившись и помолчав, она вдруг вспомнила:
— Нет, вру. Одни брюки все-таки есть. Но шелковые, пижамные. Для леса не подойдут.
Марк потрясенно смотрел на нее. И бок о бок с этой ненормальной женщиной ему предстоит пойти туда, где… Стоп!
Сам-то он взял с собой охотничий нож. Правда, в бессмысленности его охранных свойств был уверен на все сто. Нож скорее играл роль не оружия, а талисмана. Глупая уверенность, которую дарует спрятанный в портфеле перочинный ножик, сидит, наверное, в каждом бывшем мальчишке…