Мертвые незнакомцы

– Признайся. Ты разочарован, – говорит темноволосый человек напротив. – Все оказалось не так, как ты себе представлял.

Старый приятель. Друг детства, которого Конрад Воорт не видел девять лет. Достаточно пьян, чтобы болтать, хотя и не настолько, чтобы проболтаться. Мичум Киф горько улыбается своим мыслям, но причиной этой горечи не делится. Он тянется за третьей порцией «Джонни Уокер ред» жадно, как сердечник за нитроглицерином. И глотает жидкость аккуратно, как диабетик колет себе инсулин.

– Ты сказал, что тебе нужна помощь, –

напоминает Воорт. – По телефону ты боялся даже назвать место встречи.

Они сидят за самым дальним столом в таверне «Белая лошадь» на Хадсон-стрит в Гринич-Виллидж – всего в нескольких кварталах от реки Гудзон. Бар со стодвадцатилетней историей: везде темное дерево – и вращающиеся лопасти вентиляторов под потолком. Гамбургеры жирные, а пиво темное, холодное, пенное. Мужчины – им около тридцати – притягивают восхищенные взгляды женщин за соседними столиками. Оба, с точки зрения самок, сногсшибательные самцы в самом соку.

Однако женщины, пожалуй, удивились бы, услышав их разговор.

– Это покажется тебе бредом, Воорт. Такой дурацкой истории ты в жизни не слышал.

– Я много чего слышал.

Темноволосый меньше ростом, что, впрочем, компенсируется кипучей энергией, физической силой, которыми прямо-таки пышут широкие плечи и жилистая шея, и блеском темных ирландских глаз. Волосы – их длина на грани дозволенного корпоративным стилем – прилизаны на макушке и мятежно завиваются на концах над воротом свитера. Руки – гладкие, как у клерка, но сильные – сжимают стакан. Кольца на безымянном пальце нет, а значит, имеющиеся затруднения – не личного характера. Он нависает над стаканом, словно защищая свою территорию.

– Вначале люди верят, но потом понимают правду.

Белокурый мужчина тоже спортивного типа, хотя и не такой массивный: скорее гребец, чем штангист. Волосы короче и причесаны на пробор, внимательные глаза – ярко-голубые, как небо в Нью-Мексико. На нем отглаженная белая рубашка без галстука и итальянская вельветовая куртка. Черная. «Вареные» джинсы. Он еще не допил первую кружку пива.

– В конечном счете, – говорит Мичум, – люди понимают, что вся их жизнь была сплошной грязью. Начальник зажимал. Девушки изменяли. Дети стали наркоманами. Да что угодно. В метро аварии. На фондовой бирже крах. Хорошие времена миновали, и чем дальше, тем хуже.

Понедельник, поздний вечер. По телевизору передают футбол: «Нью-Йорк джетс» против «Баффало Биллз», и таверна забита всевозможными местными типажами: маклерами, еще не успевшими после трудного дня на Уолл-стрит скинуть помятые костюмы; писателями, которым по вечерам необходимо выбраться из квартиры после целого дня наедине с клавиатурой; туристами, вычитавшими в путеводителях, что именно в этой исторической таверне провел ночь Джордж Вашингтон во время отступления по манхэттенскому Вест-Сайду, когда тут еще рос лес.

– Хочешь к виски бифштекс? – спрашивает Воорт.

– Я не голоден, – отвечает знакомый низкий голос, так удививший его сегодня, когда в трубке послышалось: «Дружище, старый приятель вернулся спустя долгих девять лет».

Мичум поднимает пустой стакан, делая официантке знак снова наполнить его. Говорит с полупьяной цветистостью:

– Все семь смертных грехов начинаются

с разочарования. Алчность? «Мне мало того, что есть». Похоть? «Моя жена потолстела, поскучнела, постарела». Ты понимаешь, что я имею в виду. Я позвонил на Полис-плаза, один, [1] и какой-то секретарь сказал, будто ты на время уезжал и только что вернулся. Тебя что-то разочаровало, да?

– Я взял отпуск и ненадолго уехал из города.

– Ха! На два месяца? С детства у тебя было одно желание… да в вашей семье уже три сотни лет у всех одно желание – работать в полиции. Воорты не исчезают на два месяца. Что стряслось?

– Мы говорим о тебе, – отзывается Воорт. Вернулся, но работа так и не принесла радости… ничто не приносило радости.

– Мы говорим о поиске виноватых. Человек разочаровался и считает кого-то крайним. А потом зацикливается на этом и ни о чем другом уже не думает. И в конце концов решает уничтожить виновного.

– Кто-то счел тебя виновным и пытается уничтожить?

– Уже уничтожил.

– И ты хочешь отомстить.

– Проницательно, Воорт, но я сказал тебе, что доберусь до сути в свое время.

– У меня вся ночь впереди.

Взгляд Мичума скользит через правое плечо Воорта по битком набитому залу, на вход и обратно.

Глядя в зеркало над головой друга, Воорт пытается догадаться, что высматривает Мичум. Кого-то знакомого? Или боится, не появится ли кто-то знакомый?

– Эх, Воорт, ты всегда умел сосредоточиться на главном. Или я слишком пьян и несу чушь? Иногда выясняется – в конечном счете, – что у нас в головах все, даже мелочи, перевернулось верх дном. И дьявол на самом деле – бухгалтер. А Мефистофель носит очки, и вдобавок у него плоскостопие.

Воорту опасения Мичума не кажутся надуманными. Слишком часто работа сталкивала его с оправданными страхами. Обычно так бывало с женщинами, которых кто-то преследовал – приятели, мужья, отцы, незнакомцы. С женщинами, которых выслеживали до квартир, офисов, спален или магазинов. Воорт читал письма с угрозами. Слушал отвратительные записи на автоответчиках. А потом, снова и снова, поступали вызовы по рации, и он выезжал из отдела сексуальных преступлений на место происшествия. И находил тело женщины, которая чего-то боялась и которую, возможно, никто не принимал всерьез. Иногда, если в таких обстоятельствах можно говорить о везении, она оказывалась еще живой.

Ему никогда не приходило в голову, что, становясь полицейским, он станет специалистом по страху. В юности все представлялось гораздо романтичнее. Но через девять лет после окончания Полицейской академии Воорт разбирается в страхе, как физик разбирается в атомах. Он чувствует его разновидности по запаху – так опытный шеф-повар оценивает свежесть рыбы. После отпуска он начал понимать, что когда-то мог бы выбрать профессию совсем из другой сферы жизни – естественные науки, или, возможно, коммерцию, или что-то гуманитарное.