Мертвые воды Московского моря
Шрифт:
Детектив открыл ящички небольшого шкафика в большой ванной. Там водилась масса вещей, причем масса достигала критического состояния в женских ящиках – видимо, Яниных. Лишь один был мужским, и в нем имелись бритвы, кремы, запас мыла и какого-то особого шампуня против перхоти и выпадения волос… И – о удача! – электробритва! Которую Кис тут же опустил в приготовленный пакет.
Следующим номером программы был «генетический след» Жюли, учитывая, что ее зубную щетку он не мог изъять, не наведя ее на мысль о чьем-то постороннем вторжении в ее квартиру. Этот трюк дался детективу без труда: на раковине лежала щетка для волос, а в ней путались светлые волосинки. Сомнений нет, принадлежавшие Жюли. Детектив
Путь его лежал прямиком в лабораторию. Договориться со знакомыми экспертами он еще не успел, но знал, что ему не откажут: он платил всегда вперед и щедро. Передав свои образцы и потрепавшись с экспертами, он вышел на улицу с чувством отвратительной пустоты в душе и в желудке.
Последняя проблема решилась легко: кафе виднелось на другой стороне улицы. А вот первая… Эксперты обещали выдать результат завтра – и если он будет отрицательным…
Кис притащился к себе на Смоленку вконец расстроенный. Вынул стопку писем и бессмысленной рекламы из почтового ящика, поднялся в квартиру, рекламу тут же выбросил, не глядя, в ведро, письма кинул к себе на письменный стол. Секретарши у него не было. С тех пор как убили его первую и единственную секретаршу, [3] он не мог, он просто больше не мог нанять себе ни секретаршу, ни даже секретаря. В своей профессии он имел право рисковать только собой.
3
См. роман Татьяны Гармаш-Роффе «Роль грешницы на бис».
На автоответчике мигал огонек: ему оставили сообщение. Алексей прослушал: глухой мужской голос извещал его, что труп женщины, найденный у плотины, не соответствует по росту и возрасту никаким иным заявлениям о пропавших без вести в районе, кроме Яны. В связи с чем вызвана для опознания ее мать, которая прибудет завтра.
Ну да, а проверить пломбы на зубах по стоматполиклиникам – так у них людей нет. А следы переломов или какого-нибудь хирургического вмешательства – все это было слишком сложно для неповоротливых умов областного отделения. Куда проще и дешевле пригласить мать, чтобы она, увидев объеденное рыбами и раками лицо, сумела опознать свою дочь…
Милицейская машина, унаследованная от советской империи, была безжалостна и бездушна. Мизерные зарплаты производили свой незатейливый естественный отбор: в милицию, а тем более областную, шли полуграмотные деревенские парни, купившиеся на скудные и сомнительные льготы государственной службы. И в особенности на то ощущение власти, которое дает им милицейская униформа.
Алексей немедленно перезвонил в отделение. Мать Яны, Любовь Захаровна, должна прибыть завтра к трем часам дня, сказали ему. Кис решил прибыть в Завидово к тому же часу. Любовь Захаровна до некоторой степени занимала его – хотя бы тем, что за все это время от нее не было ни одного звонка дочери.
Да, конечно, Яна пребывала в постоянных разъездах, но вот ведь планировалась, как рассказала Жюли, неделя ее домашнего проживания между Мальдивами и Лондоном… Неужто Яна не делилась планами с матерью? Неужто матери не пришло в голову хоть разочек спросить: «Как ты поживаешь, доченька?»
Сказать по правде, случился у Алексея порыв, когда он понял, что Яна утонула: позвонить матери Яны в Вятку. Но, рассудил Кис, незачем волновать женщину раньше времени. Тем более что она не слишком-то и волнуется…
Как бы то ни было, теперь ее вызвала милиция, и Алексей с чистой совестью собрался ехать завтра в Завидово. По
Теперь он четко знал: в Завидово.
Но с утречка его и без того скудный энтузиазм сильно поубавился. Позвонили из лаборатории: принесенные Алексеем Кисановым образцы неумолимо свидетельствуют о том, что Жюли Лафарж не является дочерью Афанасия Карачаева.
Идея была бредовой, конечно, он и сам это знал. Теперь же получил тому окончательные доказательства, окончательные, как приговор, не подлежащий обжалованию.
И сразу лишилась смысла его поездка в Завидово и встреча с матерью Яны. На кой хрен ему вникать в отношения дочери и матери, если первой уже нет на свете? Преступницей Яна быть не могла, а ее характер сам по себе интереса не представлял. Он же детектив, а не психолог, пишущий диссер по проблемам взаимоотношений мать – дочь…
Но он поехал в Завидово. У него просто не имелось ни-ка-ких иных идей. Никаких – вот так-то.
В морге он попросил халат и маску – не хотел торчать откровенным наблюдателем. Любовь Захаровна приехала со значительным опозданием, местный следователь маялся в ее ожидании, равно как и понятые.
Но наконец она появилась, пробормотав оправдания насчет электрички. Следователь показал ей найденные на трупе предметы, упакованные в целлофан, а именно: колечко, сережки и сохранившиеся обрывки одежды. Мать молча кивнула, только глаза ее расширились и потемнели.
– Я думаю, – сказал следователь, – что мы можем ограничиться опознанием этих вещей. Подпишите протокол опознания, и хватит. Все равно труп в таком состоянии, что вряд ли вы сумеете узнать дочь…
Однако Любовь Захаровна настаивала. Она хотела увидеть тело дочери. Ей хватит мужества. Она должна обязательно поцеловать дочь в последний раз!
Началась процедура опознания, во время которой Кис – если воспользоваться жаргоном Ваньки, жильца и ассистента, – «выпал чисто конкретно в осадок».
Трупов он навидался немало за свою сыщицкую жизнь, и зрелище это всегда было тяжелым – зрелище утраченной жизни, горя, боли, беды. Тем не менее он к нему постепенно привык, и у него выработался определенный иммунитет, повысивший порог его чувствительности. Но это черное, непомерно раздувшееся, объеденное тело с почти голым черепом, которое показалось из-под простыни, повергло его в шок. Оно выглядело нереальным, бутафорским – его сознание кричало, защищаясь: такого не бывает! Такое не может случиться с человеческим телом!.. Ужас же заключался именно в том, что никакой бутафорией здесь и не пахло, это был настоящий труп, настоящий морг и настоящий следователь, невысокий лысеющий мужчина с острыми скулами, своим присутствием как бы заверявший реальность происходящего, равно как и подлинность огромной черной туши с выеденными местами до костей кусками плоти, которая еще недавно была красивым телом молодой девушки.
Кис отнюдь не был слабонервным, но сейчас он предпочел не приближаться к телу. Напротив, сделал три шага назад, уперся лопатками в стенку, и очень вовремя, так как ощутил слабость в коленях и острую нужду в опоре.
Мать Яны, посмотрев на труп, вдруг резко развернулась и побежала назад, к выходу. У двери замерла, постояла, словно спрашивая себя, что она собралась делать и куда собралась бежать… Затем вернулась, снова медленно приблизилась к телу, не отрывая от него глаз…
– Вы в состоянии продолжить опознание? – спросил следователь. В голосе его слышалось участие.