Мертвые воды Московского моря
Шрифт:
Алексей запросил подробностей несостоявшегося наезда. Но Жюли мало что сумела ему рассказать: машина рванула прямо на нее, когда она переходила дорогу недалеко от дома. Жюли так испугалась, что ей не до номера было, не до марки. Помнит только, что машина была старая, темно-зеленого цвета.
– Почему вы решили, что машина покушалась именно на вас? Это мог оказаться просто водитель-лихач, у нас таких тут, в Москве, немало, Жюли…
– Не знаю. Такое у меня было ощущение. Он ехал прямо на меня. И он нажал на педаль газа, машина сильно зашумела и помчалась вперед…
– «Он»?
– Шофер. Я не видела, кто в машине.
– А свидетели были?
– Конечно! Там много людей было, они все смотрели на меня, когда я побежала на тротуар!
– Вы не подумали записать их телефоны, имена?
– Нет… А надо было? Ну конечно, надо, я теперь понимаю… Но тогда у меня был шок, я не подумала… А что теперь делать? Должна ли я обратиться в русскую полицию?
– Должны. Это мало что даст, но все равно следует сделать. Ведь племянник вашего мужа сидит в тюрьме по обвинению в убийстве… Покушение на вас может заронить сомнения в пользу его невиновности.
– Это хорошо, – ответила ему Жюли. – Если человек не виноват, то неправильно, чтобы он сидел в тюрьме. Но кто же мог на меня покушаться, Алексис?!
– Не представляю, – признался Кис. – Мы со следствием по-разному трактовали факты, но одинаково исходили из заинтересованности в наследстве после Афанасия.
Он чуть было не сказал «Афаназия».
– Если бы преступником был Иннокентий, – продолжал Кис, – то сейчас…
– Я понимаю: он сейчас в тюрьме и не мог устроить покушение на меня, правильно?
– Да. В принципе я с самого начала не верил, что это Иннокентий. Но кто? И каков тут мотив, если не наследство? Ни я, ни полиция… то есть милиция – увы – до сих пор не додумались… Поэтому они ухватились за племянника, а я все голову ломаю.
– Ну неужели у вас нет никакой догадки?!
– Догадок у меня хоть отбавляй, Жюли. Вот только ни одна из них не тянет на версию. Стройную, убедительную версию, в которой не имелось бы противоречий.
– Вы будете искать? Знаете, я могла бы вам заплатить за эти поиски, вы ведь частный детектив…
– Мне за это уже заплатили. Не беспокойтесь. Что же до вашего обращения в милицию, то я готов вас сопроводить…
Он и сопроводил – естественно, в районное отделение, занимавшееся делом об убийстве ее мужа. В милиции с иностранкой были вежливы, смотрели на нее с хорошо замаскированным любопытством. Укладывая заявление Жюли в папочку, капитан метнул на детектива смеющийся взгляд: надеюсь, коллега, ты не рассчитываешь, что мы станем кого-то искать? Мы тут в бирюльки не играем, и без того дел по горло, а это даже не дело, так, детский лепет: ни номера, ни марки, ни свидетелей…
Алексей только пошевелил бровями в ответ. Будь и свидетели, вряд ли бы это что-то изменило. Официальное следствие шло полным ходом, милицейская машина уже раскочегарилась, раскрутилась, и никакие силы теперь не в состоянии изменить ее ход.
Жюли, казалось, была удовлетворена – ее воспитанная на Западе гражданская совесть выполнила свой гражданский долг. Но Алексею удовлетворяться было никак нечем. Этот новый поворот ставил его в тупик. У кого есть старая темно-зеленая машина? Жюли сказала: «Я не разбираюсь в русских машинах». Сие означает, что она подсознательно определила, что машина российского производства. Или, точнее, не опознала в ней известные ей европейские марки.
Машинами Кис до сих пор не интересовался – повода не было. Но теперь он вдруг испытал жгучий интерес: кто из окружения Карачаева водит машину? Ляля имела «Фольксваген» темно-синего цвета, Алексей его уже видел. Но кто же имел темно-зеленую «поношенную» машину неевропейской марки? Если Жюли, конечно, не приняла тупое лихачество за покушение…
Но пренебрегать ощущением Жюли он не мог. Такие вещи чувствуются на подкожном уровне. Вероятность ошибки, конечно, имеется, но пока что Алексей решил принять ощущение Жюли за факт. А из этого факта следовало…
Собственно, из него следовало несколько предположений. Первое: либо Жюли пытались убить – и сделал это тот, кого он как раз столь безрезультатно ищет уже два месяца. А именно тот, кто жаждет прикарманить все состояние Карачаева. В таком случае сидящий в тюрьме Иннокентий тут решительно ни при чем. А Жюли сильно рискует в ближайшем будущем возобновлением попытки.
Второе: Жюли никто не пытался убить, и «наезд» был чистой пугалкой. Подобное предположение отбрасывает нас назад, в сторону подозрений о виновности Кеши. Потому как сделать это мог только тот, кто хотел отвести подозрения от племянника, находящегося под следствием. В данном раскладе Жюли ничем не рискует, разве только очередной «пугалкой»…
И третье предположение… Оно было смутным. Оно сопротивлялось формулированию, «вербализированию», как выражалась частенько Саша, то есть переводу на язык слов. Алексей чувствовал жгучий интерес к этому третьему предположению, но, сколько ни бился, так и не сумел его «вербализировать».
Как повелось, он позвонил Ляле. Он ей доверял: Ляля не подведет.
На его вопрос она задумалась. И думала отчего-то очень долго. Марина, как сказала наконец Ляля, машины не имела и водить не умела. У Кеши машины тоже не было: близорукость не позволяла ему сдать на права. Увы, вряд ли Ляля сумеет помочь детективу.
Кис отключился, разочарованный, а Ляля еще долго металась по квартире, невесть зачем хватаясь за какие-то вазочки и трогая книги, словно собиралась их переставить в другое место…
Ничего она переставлять не собиралась – просто мысли ее были далеко, а нервная энергия выливалась в бессмысленные, бессознательные жесты. Она ждала Марину, которая должна была вот-вот появиться. Она ее очень ждала! Она хотела спросить у дочери: что это все значит?! Ведь такая машина существовала, Ляля ее видела! И существовала она в распоряжении Кешиной подружки Сони… Да не только Кешиной – Марина с Соней тоже дружили, и троица редко разлучалась! И теперь наезд, вернее, попытка наезда на жену Афанасия… Как? Кто? Почему?!