Мертвых не судят
Шрифт:
Хлопнула входная дверь. Я быстро допил остатки и так же быстро наполнил бокал доверху. Вошла Элка, наполнив кухню запахом своих духов.
— Гуляешь, — равнодушно сказала она.
— Просто так, — пошевелил я плечами. — Есть небольшой повод. Тебе налить?
Она состроила задумчивую гримаску.
— Давай.
Поднимаясь, чтобы достать пустой бокал, я ощутил в ногах некоторую неуверенность. Надо же как шибануло! Ничего, еще выпьем немного — и пройдет.
Элка села напротив в кресло. Я смотрел на ее голые коленки, на обнажившиеся бедра и думал, что отвыкать
— За что пьем? — спросила Элка, безразлично ожидая любого ответа.
— За что? Сейчас я тебе попробую объяснить.,
— Давай-давлп, попробуй, — обрадовалась Элка. — Я такая тупая.
— Во-первых, мы пьем за окончание одной моей очень важной работы…
— Поймал какого-нибудь недотепу, — прокомментировала Элка. — Это я поняла.
— Не совсем так, — обиделся я. — Но будем считать, что ты угадала.
— А во-вторых? — лениво спросила она.
— Во-вторых, пьем, — я сделал паузу и тихонько прикоснулся бокалом к бокалу, — просто пьем… За окончание моей семейной жизни.
Элка по инерции отхлебнула и поперхнулась. Она растерялась и не сразу сумела это скрыть.
— Ну хорошо, — теперь она сделала демонстративно большой глоток. — Что дальше?
— Дальше — все, — я улыбнулся с пьяной медлительностью. — Дальше уже ничего не будет.
— Да? — сказала она совсем растерянно.
А я просто продолжал пьяно улыбаться.
— Дурак, — сказала Элка. — Если бы ты был в состоянии разговаривать серьезно…
— А я серьезно, — заявил я. — Все, моя дорогая, хватит с нас. Я уже понял, что не могу соответствовать твоим высоким требованиям. Понял и осознал.
Несмотря на мои усилия, алкоголь разъедал некоторые звуки и буквы в произносимых словах, но я оставался уверен, что Элка понимала меня достаточно хорошо.
Справилась с растерянностью она довольно быстро. На ее губах уже играла презрительная, злая улыбка.
— Я рада, что ты все-таки это осознал.
Ее колени притягивали мой взгляд. Она заметила и тут же демонстративно забросила ногу на ногу, отчего ее короткая юбчонка задралась почти до пояса. Я потянулся за бутылкой и промахнулся, едва не грохнув ее на пол.
— Да, осознал, — тупо повторил я. — Пей давай.
— Готова спорить, что через полгода ты сопьешься, — мстительно сказала Элка. — Ты давно в душе алкаш. Другого от тебя нельзя и ждать.
— Сопьюсь, — в два приема я выхлебал свой бокал до дна. — Это вряд ли. Преувеличиваешь ты, Элла.
— А на что ты еще способен? Что ты еще можешь?
Эти мотивы мне были известны, я их слышал десятки раз и теперь только хихикнул. Тогда ее прорвало.
Она завопила, что не желает жить с неудачником, что давно уже десять раз прокляла себя, что связалась со мной. Что ей надоела вечная нищета и что такие ублюдки, как я, вообще не имеют право жениться, что постелью сыт не будешь, да и в постели я себя проявил весьма посредственно…
Я слушал ее молча, а она расходилась все больше. От злости ее хорошенькая мордочка пошла красными пятнами и потеряла изрядную
А мне было плевать, и я этому радовался. Самое трудное осталось позади. Я налил еще и выпил, слушая, как Элка чем-то грохочет за дверью. Рыдания, впрочем, длились недолго и уже смолкли. Я не сомневался, что в данную минуту Элка старательно приводит себя в порядок, чтобы под предлогом нанесенной мной обиды смыться из дому к своему губастому. Эта мысль сильно царапнула меня по душе, чтобы отогнать ее, я мотнул головой, налил себе и выпил.
Она появилась из ванной с подкрашенными губками и без малейших следов слез. Гордо подняв подбородок и демонстративно не удостаивая меня взглядом, подхватила с дивана свою сумочку.
— Я сегодня не приду, — надменно объявила она.
— Давай-давай, — согласился я. — Лишь бы сюда не приводила.
— Скотина! — прошипела Элка, не сумев выдержать правила ею же придуманной игры, и выбежала из квартиры, сильно хлопнув дверью.
А я налил и выпил. Мне вдруг, без перехода, сделалось горько и страшно одиноко. Что я ей сделал, этой красивой стерве? За что она меня предала? Я представил себе, гак губастый в бабочке расстегивает ей платье, спускает с плеча бретельку лифчика — и заскрипел зубами.
Не надо распускаться, сказал я себе то ли мысленно, то ли вслух. Ни в коем случае не надо распускаться. В бутылке оставалось граммов сто водки, я вылил ее в стакан и выпил, не разбавляя.
В квартире оставаться мне было невыносимо тошно. Давно любовницу с квартирой надо было завести, дураку. Как же это я без любовницы?.. Какая-то уж слишком черная тоска накатывает. Не должно быть так…
Когда раздался телефонный звонок, я почти обрадовался.
— Слушаю, — сказал я, не без успеха имитируя голосом абсолютную трезвость.
— Алексей, это Гонта, — донеслось издалека. — Старик пропал.
— Б каком смысле? — тупо спросил я.
— Мы должны были с ним сегодня встретиться. Я ждал около часа, потом поехал его искать. Машина Старика стояла у его подъезда открытая. Старухи рассказали, что была какая-то драка, выстрел, газом воняло. Кого-то засунули в машину и увезли. Ты меня слышишь, Алексей?
— Да, — сказал я. — М-милиция?
— Не похоже. Зачем милиции газ? И увезли его на иномарке. Что будем делать?
— Гута, — проговорил я. — Это Гута. Ты сейчас где?
— Звоню от дома Старика.
— Надо найти Гуту и вытряхнуть из него душу. Слушай, будь на связи… Нет! Домой поезжай и не отходи от телефона, понял? Я буду звонить.
Я не знал, где прячется Гута. Он был невероятно осторожен и исчез три недели назад, едва ощутив опасность. Старику так и не удалось отыскать его лежку. Даже секретарше своей, длинноногой красотке, Гуга не оставил никаких концов… Вместо этого он сам пошел в атаку.