Мертвым не понять
Шрифт:
Я посмотрела направо и обмерла. В шаге от меня лежал совершенно голый красный мужчина. Вокруг него образовалось целое вязкое озерцо. Я вспомнила, что в спектакле использовались элементы боди-арта, но увиденное мною сегодня переходило все возможные границы. Лицо молодого человека, – а теперь я уже видела, что он был не старше, а скорее всего даже младше Павы, – его лицо и, главное, раскрытый рот указывали на то, что умер он от удушья. Руки трупа сжались в кулаки, а ноги были согнуты в коленях, живот запал и ясно выделились ребра.
«Фигурка почти мальчиковая…» – вспомнила я предсказание Линды и вдруг почувствовала необыкновенную легкость, как будто в удушливый красный мир прорвался свежий ветерок и я напилась им допьяна.
Пава схватил меня в охапку и, не говоря ни слова, выволок в коридор. Вместе с нами из комнаты вылетела и Линда. Вся наша троица оставляла на паркете красные следы.
«Стоп! А почему нет следов убийцы?!» Я остановилась и, вырвавшись из объятий Зерцалова, вернулась обратно.
– Ну, так и есть! – В комнате у порога преспокойно стояла пара изрядно загаженных ботинок. – Каков модник! – взорвалась я. – Чистюля, гаденыш! Ну, как вам это нравится? Мужик таскает с собой гардеробчик, и после каждого убийства благополучно переодевается и исчезает как ни в чем не бывало! В то время как мы в дерьме по самое…
– Уходите и не будете в дерьме, – устало возразила Линда. – Я позабочусь о следах и милиции… раз уж сама настояла на твоем участии. – Она слабо улыбнулась. – Жаль только, что теперь потеряна последняя ниточка… Но… я еще позвоню, и ты, – она посмотрела на меня, – помни, что я предсказала. – А это… – Линда кивнула на ботинки, – поставь, где взяла – неужели не понятно, что это вещи того парня? Свои убийца положил в мешок и вынес как ни в чем не бывало.
Я медлила.
– …Иди. Я все улажу, – еще раз пообещала Линда.
Пока мы дышали краской в «Фата Моргане», прошел ливень. И теперь сверкало какое-то по-особому умытое и яркое солнышко, воздух очистился и прибитый к асфальту пух походил на клочья овечьей шерсти. Непроизвольно подставляя лицо свежему ветерку, мы радовались дарованной судьбой передышке, мечтая только об одном: как можно скорее забыть красный ад.
Поэтому, добравшись до дома, мы недолго совещались, а, собравшись на скорую руку, двинули в одно полудикое местечко Карельского перешейка, где солнце, деревья и свежий воздух должны были наконец-то изничтожить, казалось, преследовавший нас по пятам запах краски.
17
УСТАЛОСТЬ
Линда не являлась, не звонила и вообще перестала попадаться на глаза, нуда без нее только спокойнее. Еще один раз меня вызывали к следователю по делу Белкиной, где я добросовестно повторила ранее данные показания. Что касается гибели дуга Риты – об этом речь вообще не заходила, так как будто наши с Зерцаловым следы являлись ничем иным как коллективной галлюцинацией, а люди, видевшие, как мы втроем подъезжали к театру, шлялись по этажам, базарили в кафе, – эти люди резко утратили память и только таращились на исходивших злобой следователей и разводили руками. Во всем этом чувствовалась непрошибаемая воля Линды.
Позже знакомый майор, с которым я иногда виделась в издательстве «Роза», доверительно поведал мне, что Линда, привлеченная к расследованию убийства Белкиной как медиум, в компании двоих телохранителей обнаружила залитый краской труп молодого человека, буквально в минутах разминувшись с убийцей.
Насчет минут – это был треп, рассчитанный на дураков; я слышала, что человек, чье тело закрашено краской полностью, умирает тридцать-сорок минут, иногда больше. Актеры, занимающиеся боди-артом, специально не закрашивают волосы или оставляют полоску кожи на спине и в промежности. Поначалу пробовали не закрашивать стопы – но как уследишь, чтобы актер не ступил ни разу в лужу краски, которые в боди-арте – обычное дело. Еще опаснее обливание краской. Эффект, конечно, поразительный, народ подобные перфомансы любит. Одно плохо – проходит действие, как правило, на улице, а отмываться негде. Воздуха не хватает, страшно, и сердце тук-тук, тук-тук…
С тем же успехом проходят пиротехнические ночные мистерии. Вообще чем представление опаснее, тем больше народу привлекает.
В этом году лето, обещавшее быть таким теплым и солнечным, вдруг раскапризничалось и, окончательно скиснув в непрерывных дождях к августу, плавно и незаметно перешло в осень.
Пава бросил Алекса. В тот злополучный день, когда я просила богатыря заехать за моим ненаглядным, они поссорились окончательно. Хорошо еще, что Зерцалов не впал по этому случаю в очередную депрессию, вместо этого очень бодро проводит все выходные на даче у какого-то старого друга.
Зимой в радостно-бушующем темпе наведывался Фигаро, мы не расставались дня три, болтая и лазая по городу. На Новый год он поехал домой, прихватив с собой целый цветник счастливых от внезапной халявы мальчиков.
– Набрал гостей всех мастей! – радостно пояснил он, хлопоча как квочка. – Людей в салон, блядей в фургон! Аж запыхался!.. Кстати, надень рождения пригласил несколько человек из «Мариинки». Как ты думаешь – явятся?
– Явятся, если не удавятся, – ободрила я его. Мы с Зерцаловым тоже собирались проведать Верону, но тут неожиданно пошла работа, потом заболел Павел, так что мы остались дома.
Мир летел теперь по какому-то сверхсрочному расписанию со всевозможными остановками, но без малейшей жалости к тем, кто хотел удержаться в нем. Кроме обычной серии «женского романа» Пава подвизался в нескольких журналах, печатая там время от времени небольшие рассказы. Волны моего очарования действовали уже как оружие массового поражения, так как, рассчитывая удовлетворить аппетиты преследовавшей нас прессы, мы были вынуждены дать несколько пресс-конференций, после чего травля немного поутихла, и я смогла заняться делом, отрываясь от компьютера, чтобы встретиться с очередной жертвой Павла и между бокальчиком французского вина и персиком довести его до состояния готовности на все, чтобы наконец-то всучить что-нибудь из раннего Зерцалова и оставить затем всего в мечтаниях и фантазиях о прекрасной Диане-Венере, о любви, литературе и пригрезившемся счастье.
Отдыхать я век вечный не отдыхала, откладывая поездки за город, походы в ночные клубы и просмотр новых спектаклей на то время, когда я развяжусь наконец с очередным романом и смогу немного вздохнуть. Это радостное событие произошло в середине февраля, когда я уже почти что перестала чувствовать себя человеком. Павы не было дома, но вместо того, чтобы расслабиться, я поехала через весь город, перечитывая по дороге выданный мне неделю назад рассказик «Грот Дианы», подписанный только моим именем. Понятия не имею, зачем Зерцалову была нужна эта чехарда с именами, по мне так давно уже мог бы подписываться сам. Моя задача заключалась в том, чтобы пересказать сюжет «Грота» так, как будто это только задумка. Причем Марина – редактор «Акве» – должна была заинтересоваться и предложить написать его для журнала. Мы неоднократно уже пользовались подобными способами продажи рассказов, так что назавтра мне оставалось только отдать текст знакомому, чтобы тот набрал его на компьютере. Наверное, Пава написал его где-нибудь по дороге или вообще на краю географии, где о пишущей машинке и слыхом не слыхивали.