Мертвым не понять
Шрифт:
– Ну, долго вы еще или нет?.. – вальяжно-капризный голосок Зерцалова создал эффект грома среди ясного неба.
– Я же сказала!.. Я же просила тебя!.. – Желание прибить лихо сочеталось во мне с порывом обнять его.
– Нам назначили встречу, а мы опоздали. Нужно теперь искать человека, – лаконично пояснила Линда.
– Ну и я с вами.
– Нельзя! – Я посмотрела на Линду, ища поддержки.
– Ладно, посидите оба в кафе внизу, а я попробую разыскать нашего информатора своими методами, – обреченно согласилась она. Мне было совестно за то, что все приходится делать ей. Но не нанималась же я, в конце-то концов, рыскать по театрам, в поисках до смерти запуганных мужчин. Да тут еще и Пава как из– под земли…
– А что? Что такое? Это как-то связано с Белкиной? – трещал Зерцалов, пока я тащила его вниз по лестнице. Так что когда мы доползли наконец-то до кафе, Павел знал уже практически все. Как ни странно, перспектива встретиться не только с Ритиным дружком, но, может быть, даже с теми, кто убил саму Белкину, – а я понятия не имела, связано ли это убийство с преследовавшими ее бандитами или носит личный характер, – не вызвала у нежного принца ровно никакой реакции.
– Бандиты, подумаешь – что я, по-твоему, бандитов не видел? – Он посмотрел на меня, лукаво приподнимая одну бровь и щуря глаза. Картинка из серии – клейма некуда ставить.
– Ты не знаешь, что они сделали с Белкиной. – «Да… уж лучше бы Линда не нашла этого парня. Мы бы спокойно вернулись домой и через пару дней забыли обо всем на свете. Точнее, забыл бы Пава. А я… одной легче – твоя жизнь – это только твоя жизнь, душа ни за кого не болит. Забавно, что когда я шла укокошивать Риту – подарила Паве квартиру и машину, потом, выпроваживая его из «Балтийского дома» перед действительным убийством – надела на его палец перстень с бриллиантом (можно считать, последнее, что у меня осталось). И что же теперь? Передо мною сидит все тот же Зерцалов и с видом прибандиченной шалавы продолжает клянчить хлеба и зрелищ…»
– Бандиты… бандиты… – мечтательно протянул он. – Неужели женщина вроде тебя сохранила еще способность бояться?
В ответ я заскрипела зубами. А он, делая вид, что его этот жест вообще не касается, продолжал играть у меня на нервах, раскачиваясь на плетеном стуле и мурлыкая что-то себе поднос.
Маленькое и довольно уютное кафе было темным и заросшим искусственными цветами, с которых – это было заметно несмотря на скудность освещения – давно уже не стирали пыль. Три белых столика со стульями, бар, незажженные театральные фонари бебки. Вот и вся обстановка.
– Мне было тогда тринадцать лет, – поддаваясь неизвестно откуда взявшемуся ностальгическому настроению, протянул он. – Большой компанией – человек пятнадцать ~ мы поехали с ночевкой на залив. Помню, в тот день я, должно быть, хотел произвести впечатление и, с непривычки нажравшись, уснул в стороне ото всех. А когда проснулся, вокруг меня никого не оказалось. Они ушли, и я плакал от обиды и бессильной злобы. Сейчас я понимаю, что ребята были не трезвее меня и в общем веселье просто не заметили моего отсутствия. Но тогда! Тогда я чувствовал себя отверженным. Я бродил по пляжу, слушая море, не имея возможности ни пойти к кому-нибудь, ни попросту развести костер. Оставалось только как-то дождаться утра и первой электрички.
Наверное, если бы эта прогулка была заранее спланирована, она показалась бы мне романтичной – море, песок, и ни одной живой души, только ветер, небо и звезды… Но в ту ночь все было очень плохо, с непривычки кружилась и болела голова, раза два меня вырвало, и когда я встал на прибрежный камень, чтобы вымыть рот, мир качнулся и я полетел в воду.
Идиотизм – теперь мне предстояло провести весь остаток ночи в мокрой одежде. Кажется, я заплакал. Захотелось попросту лечь здесь, свернувшись клубочком, и умереть. Пусть волосами моими играет ветер, а морские чудовища целуют мои безжизненные ноги. Назавтра неверные друзья вернутся на пляж искать меня, но найдут лишь хладный труп. Пусть тогда рыдают, разрывая на себе фирменные футболки и протертые джинсы. Их стоны не воскресят бедное, измученное сердце…
Я смахнула несуществующую слезу, а Зерцалов продолжал таинственным голосом:
– …Холод прошибал меня насквозь, мокрая рубашка противно липла к телу. Свернувшись в комочек, я сидел минуту или час, помню только, что мои слезы были куда горячее, чем лицо и руки, на которые я беспрерывно дышал, пытаясь согреться.
Когда я поднял глаза, то увидел, что рядом со мною стоят два здоровенных типа.
– Ну как – подойдет? – спросил тот, что был пониже, ткнув носком ботинка меня в спину, так что я чуть было не полетел носом в песок.
– Сколько тебе лет? – задал вопрос второй.
– Три… тринадцать… – От холода я почти что утратил способность говорить, и только глупо таращился на окруживших меня мужиков, стуча зубами.
– Сойдет при нашей бедности, – спокойно одобрил первый, выплюнув жевачку. – Пошли.
– Куда?! Я не хочу! – В тот же момент мои ноги оторвались от земли и я повис в воздухе, удерживаемый, как в тисках, железными ручищами силача. – Не надо!.. Пустите! – слабо отбивался я, прекрасно понимая тщетность сопротивления. Верзила дал мне возможность поизвиваться, нахально лыбясь и рассматривая меня, как только что пойманную рыбину. Натешившись моим бессилием, он разжал руки, так что я потерял равновесие и упал бы, не поддержи меня в этот момент второй.
– Смотри, полегче, Серега, дух вышибешь. А нам потом до утра второго искать. Будешь послушным – даже денежки заработаешь, – пообещал он мне. – Иди. Братки заждались.
Не видя дороги, я плелся, увязая в песке и то и дело падая. За моей спиной всего в одном шаге шли бандиты. Возможно, я мог попытаться удрать – во всяком случае, когда закончился песок и началось нормальное асфальтовое покрытие. Но я шел. Шел и проклинал себя за это.
Вскоре перед нами показались несколько небольших домиков – должно быть, поселок. На фоне общей темноты и неприглядности двухэтажный особняк, куда вели меня ночные стражи, светился всеми своими окнами.
Я почти порадовался, когда тот, кого назвали Сергеем, втолкнул меня в теплую прихожую, до такой степени я был замерзшим.
– Ну что, привели, наконец, мальчика?! Давайте его скорее – людям заняться нечем.
Меня втолкнули в комнату, где я тут же потерял сознание.
– Угадай, как они приводили меня в чувства? – спросил он с лукавой улыбкой. Я развела руками, ожидая каких-нибудь мерзких подробностей и заранее собираясь с силами, чтобы не выдать охватившего меня смятения и боли – при мысли что его – замерзшего, тринадцатилетнего пацана могли оскорбить и обидеть… Руки скучали по бензопиле… – Они шлепали меня по щекам и вливали в глотку самогон. Правда, забавно? Вообще-то они мало что уже могли соображать. Но это средство немедленно вернуло меня к жизни. В противном случае я попросту рисковал захлебнуться.