Мертвым не понять
Шрифт:
Мне надоело слушать, и я положила трубку. Вдруг сделалось безразлично, любит кого-то Павел или не любит, – пусть только будет жив и здоров, пусть всю жизнь сидит где-то рядом – и ничего не надо от него. Ни-че-го.
16
КРАСНОЕ…
Распрощавшись наконец с Павой, я засела над второй частью «Любовницы вампира». Счастливая и потерянная для всего остального мира, я творила, позабыв о времени и обо всем на свете, когда телефонный звонок оторвал меня от любимого дела. И вовремя – в этой гонке я, как всегда, забыла о режиме, и если бы не он – могла бы не есть целый день, а к вечеру остаться без сил, и не в состоянии не то что подогреть заранее приготовленное заботливым Павой, а даже думать о еде. Как странно – еще совсем недавно я была совершенно самостоятельной женщиной, и вот стоит только кому-то взять на себя часть забот – как я уже не в состоянии обслуживать себя.
Голос в трубке показался мне незнакомым. Звонивший представился близким другом Риты Белкиной и почти что скороговоркой сообщил, что знает имя убийцы, назначив мне и Линде встретиться в «Фата Моргане» в восемнадцать часов. Он наотрез отказался общаться по телефону, сообщив только, что мы должны подойти в шестнадцатую гримерку. И повесил трубку.
Не долго думая, я отзвонила Линде, назначив ей встретиться в пять в «Кукараче» – все-таки нужно было пообедать, а то в следующий раз уже не удастся выпроводить Зерцалова за порог. Я так и видела, как он мечется по всей квартире, то и дело хватаясь за голову и ругая безрукую жену за то, что она в его отсутствие сама даже пожрать не может.
За окном летела белая тополиная пурга; недолго думая, я достала из шкафа малиновую длинную юбку и красный топик (помню, спартанцы одевались в красное, чтобы не была заметна кровь). Дурные предчувствия – это тоже своего рода недуг, а одно только воспоминание об истекающей кровью Маргарите навевало самые что ни на есть мерзкие ассоциации. Наверное, надо будет использовать это состояние брезгливости и ужаса в следующем романе. Можно даже усилить эффект демонстрацией отъявленнейшего цинизма и предложить герою прозрачный плащ, которыми торгуют старухи у Сенной, или…
Снова зазвонил телефон, и я, злая на то, что не успеваю записать только что возникший образ, схватила трубку. Все тот же молодой человек извинялся зато, что сразу не сообразил представиться (лучше поздно, чем никогда) и попросил не опаздывать… Правда, представление почему-то не включало с его стороны ни имени, ни фамилии. Вместо этого он погрузился в долгое и абсолютно несвоевременное размышление.
– Как вы хоть выглядите? – торопила я собеседника. Его манера бросать трубку действовала мне на нервы.
– Нормально, – ответил он после минутной паузы, за которую я успела набросать на бумаге основную мысль «плаща как средства индивидуальной защиты».
– …То есть я хотел сказать, мне двадцать пять, рост метр восемьдесят, волосы длинные, темные, то есть мелированные… и…
– Ясно. Узнаю, – пообещала я, думая только о том, как доберусь, наконец, до компьютера.
– Я… может, вы помните, подрабатывал шофером, и Маргарита… – Он вздохнул, наверное, собираясь с силами. – Вызывала меня… это было за день до того, как она пыталась покончить с собой…
– Да, прекрасно помню. – Соврала я, на самом деле в голове сохранилась лишь мысль о том, что водитель – пособник Белкиной и что угробят они меня как нечего делать.
– Так вот – это я…
– Очень приятно. Может, вы не откладывая и сообщите мне все, что хотели? – поинтересовалась я, инстинктивно чувствуя продление паузы.
– Нет… Тут нужны документы, доказательства… – забубнил он, уже готовый ретироваться. – Я знал Риту близко, очень близко, поэтому думаю, что меня тоже убьют. Ведь я присутствовал при покупке земли и строительстве дома. Она вложила где-то треть суммы, а ее друг – все остальное.
– Можете назвать место, адрес, описать, как найти? – Трудно думать одновременно об убийстве в романе и отпихиваться от убийц в жизни. Причем натуральные злоумышленники и бандиты блекнут перед силой фантазии и, значит, менее интересны.
– Я дам вам карту плюс ксерокопии купчей и прочих документов, думаю, что этот мужик все еще там, на месте. Только вы, главное, не задерживайтесь, я очень боюсь…
– Хорошо. Скажите хотя бы имя Ритиного друга! – крикнула я уже в гудящую трубку.
Трудно сказать, откуда именно снизошло вдруг какое-то странное спокойствие. Пава с Алексом на даче, а значит, вне опасности, Линда со своими медиумическими способностями на моей стороне, а значит, в лепешку разобьется, а добудет нужные сведения, думаю, что милиция ее тоже без информации не оставит, раз уж они повязаны. А дальше – дальше этот метр восемьдесят передаст мне документы – и всё.
Я вернулась за стол и работала до половины пятого. В результате чего опоздала, и Линде пришлось гадать, что же такое со мною приключилось, следя за тем, как на тихие воды Фонтанки ложится пух.
«Кукарача» – это небольшой ресторанчик, где работают ни слова не знающие по-русски молодые люди и девушки. Их спасает то, что меню написано с одной стороны по-русски, а с другой… да я никогда и не интересовалась – на каком. Но понимают они вас все равно через пень колоду и нередко приносят вовсе не, то что вы у них заказывали, нежно улыбаясь при этом и упрашивая жестами съесть что дают. И еще там есть текила, пить которую нужно только особым способом. Рецепт висит посреди зала на всеобщее и обязательное обозрение: «ЛИЗНУТЬ – НАДКУСИТЬ – ЗАПИТЬ».
Мы с Зерцаловым всегда выполняли этот ритуал досконально, словно подозревая, что в случае нарушения обряда нас ожидает неминуемая расправа.
И еще там пели латинцы, и обалдевшие от текилы и дыма официанты время от времени роняли на ничего не подозревающих клиентов подносы с острыми мексиканскими соусами.
«Кукарачу» мы выбрали из-за того, что ресторанчик располагался рядом с домом и потому что я любила креветочный салат с авокадо и слушать песни. Те же музыканты, мне говорили, играли в подземном переходе на Гостинке, но с машиной туда не пустят, а без нее я уже не умею…
Линда оторвалась от созерцания пуха на воде и без всякого выражения посмотрела на меня. Ее ненакрашенное, бледное лицо дышало каким-то почти что вселенским спокойствием, красотой и одновременно усталостью. За время, что мы не виделись, она невероятно изменилась. Во-первых, осунулась, из-за чего резко, как у покойницы (почему я так подумала?), выделился нос, и появились носогубные морщинки. Увидев их, я чуть вслух не пожалела о том, что просила ее провести сеанс с убитой Маргаритой. И только глаза – серые, прозрачные глаза горели каким-то неистовым блеском. Несмотря на крайнюю изнуренность, Линда со своей печальной византийской красотой могла бы, наверное, затмить модных фотомоделей.