Мертвым не понять
Шрифт:
– Да, – немедленно согласилась я. Одна мысль остаться в этом аду с бродящими по ночам бандитами, отравленными пакетиками сока, с обмороками, с синдромами зомби – приводила меня в ужас. С другой стороны, я чувствовала, что Пава ведет свою жестокую игру, мое место в которой мне же самой не кажется простым и понятным. Эта история до странности напоминала ту с Шоршоной пять лет назад, с той лишь разницей, что Владислав наметил мои мельчайшие движения и самое незначительное отклонение от заданной формы грозило смертью. Но тут – милый, нежный принц… Теперь я вспомнила, как он говорил: «Я не такой, как большинство твоих дружков, я не могу любить кого попало, мне нужны особые отношения».
Надо понять, хочет ли он, чтобы я расколдовала зачарованного суженого или же мне уготовлена роль полуночной возлюбленной, с тем чтобы когда-нибудь ради сладких иллюзий я отказалась от этого суетного мира, навсегда уйдя в сны. Надо быть очень осторожной, когда имеешь дело с хрустальными замками чужой души, а то не оберешься осколков…
После обеда я почувствовала себя лучше и согласилась завтра же ехать.
Однако перед отъездом у меня оставалось еще несколько дел, и первое – нельзя допустить, чтобы по моей квартире разгуливали в грязных сапогах. Перед такой массой доказательств в пользу моего безумия два порванных волоска не имели никакой силы, и, пока Зерцалов бегал в ближайший супермаркет, я оделась, как если бы собиралась на улицу и, вставив в замок похожий по цвету ключик, повернула его клещами в сторону, где он тут же накрепко застрял. После чего я с наивным видом дождалась Павла и поведала о своем горе. Дверь открыл сосед-слесарь, взяв за работу пятерку, а Паша помчался покупать другой замок, удивляясь на ходу, что сломанный прослужил всего ничего.
Весь день я провела в расстроенных чувствах, то и дело натыкаясь на следы «своей» бурной деятельности за то время, которое законно считала проведенным в восточном дворце моего принца, мало этого – теперь я в точности вспомнила тот зальчик, в котором меня все это время держали. Тускло освещенньй, он как бы опускался на три ступеньки вниз и по форме напоминал полукруг – так, одна стена его, с четырьмя плотно прилегающими друг к другу арками, откуда и лился свет, была вогнутой, как внутренняя поверхность шара, а другая, рядом с которой располагалось мое ложе, казалась прямой. Словом, весь зальчик сильно напоминал изящно оформленный бассейн, где вместо золотых рыбок жила я.
20
ЛЮБОВЬ
Не помню, под каким именно предлогом мне удалось улизнуть из дома в поликлинику, сдать кровь. И, разумеется, не на машине (не хотелось лишний раз беспокоить мужа). Уже на улице меня охватило вдруг странное чувство, подумалось: что, если и правда никакого похищения не было, а все это лишь сон ума, в то время как мое тело устанавливало новый рекорд печатания на компьютере и демонстрировало навыки идеального секретаря, занимаясь корректурой незнакомого текста по телефону. А может быть… может быть, я вот так же выходила на улицу, водила к себе мужиков, подписывала кабальные обязательства, выгребала из сберкассы остатки денег и засеивала ими Невский, словом, делала все те непотребства, за которые теперь-то придется расплачиваться. Бедный Павел – я сошла с ума, а посыплется-то все на него.
Я добрела до поликлиники и, заплатив в регистратуре, пошла на экзекуцию. Любопытные все-таки эти барышни с ангельскими личиками и острыми иголочками. И куда девают они эти бесчисленные трубочки со свеженькой человечьей кровушкой? Ну, хотя бы и после анализа?
Лаборатория с ними вряд ли делится, поэтому плутовки приспособились собирать с одного пальца до семи урожаев, деловито подсовывая к сему слабому источнику все новые и новые скляночки. Интересно, знает ли администрация, что в любом штате больницы или поликлиники всегда служит с десяток вампиров? Да, думаю это не в новинку, потому что на вооружении у них всегда есть готовая печать «На повторный анализ». Что на человеческом языке должно означать: «Извините, был маленький банкет, словом, все выжрали».
От таких мыслей на душе повеселело, и я уже решила, что часа полтора в бассейне да излюбленная доза ужастиков перед сном поставят меня на ноги. Но тут, я как раз распрощалась с детьми тьмы в ослепительно– белых халатах и собиралась в гардероб, где оставила пальто, как оттуда навстречу мне вынырнула рыжая стервочка по прозвищу Леди Заразушка, одна из тех мымр, что вечно отсиживаются в кафе на Ленфильме и называют всех на «ты».
– Дианочка! Какой сюрпризик! – заверещала она, едва только мы поравнялись. – А я тебя вчера видела! – Она погрозила пальцем. – Все хорошеешь…
– Где? – «Этого только недоставало – сбываются самые худшие мои прогнозы».
– Как где? Скромняга! По телевизору! В прямом, можно сказать, эфирчике. Там еще этот пшибзик все бегал вокруг да около: «Диана, а как вы относитесь к тому? Диана, а как вам понравилось это?..» Мы были в гостях, ну, в гостях не в гостях, так, видимость одна. И тут по телеку тебя дают! Я кричу: Диана, Диана, а этот шизик, ну, с которым я была, ну, ты не знаешь, – он глядит и не видит! – Елейный тон липучки наводил на мысль о жевательном пластилине, если такой имеется в природе, но из достаточно сумбурных описаний мне все-таки удалось сложить кой-какую картинку. Запись, о которой трещала моя знакомая, была сделана около месяца назад. Кто окрестил ее прямым эфиром, остается неразгаданной загадкой, причем неразгаданной именно потому, что решать ее никому не интересно.
Я немного успокоилась от сознания того, что, во всяком случае, за прошедшую неделю не выступала перед публикой. Хотя ведь никто пока не доказал мне обратного. Нет, так нельзя. Что бы это ни было, а Павел прав – бежать, бежать отсюда. Туда, где меня никто не знает и не догадывается о провалах в памяти, где есть только верный Зерцалов, который спрячет меня от всех или же утянет, утопит, схоронит на дне сладкого, мертвого сна.
Я решила самым тщательным образом просмотреть распечатку, и если есть написанные за время отключки черновики, кто знает, может это и приведет меня к какому-нибудь решению?
Руки у меня чистые и белые – не руки машинистки, неделю напролет стучащей по клавиатуре, света белого не видя. Но я всегда умела следить за своей кожей, а печатать на компьютере – все равно что играть. Так что не знаю.
Я перепрыгнула через небольшую лужицу, и тут услышала шаги за спиной. Обернувшись, я увидела бежавшего ко мне от поликлиники Владимира Глебовича – самого симпатичного и неболтливого доктора из всех мне известных.
– Диана! А я смотрю, вы это или не вы! Зову, зову, а вы будто бы и не слышите. Какими судьбами в наших краях, уж не по лекарской ли части? Так только прикажите – я знаю, чем таких прекрасных женщин следует лечить.
– Чем же? – Я улыбнулась и поправила ему сбившийся шарф.
– Спасибо, дорогая, как вы внимательны! Хорошим винцом, красной и черной икорочкой, да?..
– Не соблазняйте.
– Я все хочу поговорить с вами по тому вопросу, по поводу которого мы посылали запрос с результатами анализов профессору Ладову. Так вот, дня три назад я получил ответ и никак не могу до вас дозвониться.
Я покраснела и, быстро стащив с правой руки перчатку, поправила бархатный воротник пальто. Дело в том, что всего месяц назад я обратилась к Владимиру Глебовичу с просьбой разъяснить мне наконец, могу ли я стать матерью. Не то чтобы этот ребенок был мне настолько нужен, или я испытывала комплекс, просто странно иногда наблюдать, как бывшие одноклассники разводят по школам и садам свои чада.