Мертвым не понять
Шрифт:
– Ура! Первый! – Аж подпрыгнул на месте Иван. – Ну, держитесь, после моей истории вам, дорогуши, делать нечего, так что рекомендую сложить оружие.
– Ага, только не облажайся, как в прошлый раз, – усмехнулась Оленька и, поджав под себя ноги, приготовилась слушать.
– Я позволю себе занять вас чем-то веселеньким. – Иван хитро обежал глазами присутствующих.
Никто не порывался мешать. Алла сидела в расслабленной позе, со сложенными на коленях руками, Семен смотрел в пол, изучая игру теней.
– …Моя история называется, как вы уже слышали, «Классный парень – во дает!», хотя так же можно было определить тему и «Эй, ухнем!», и «Русская рулетка». «Почему?» – спросите вы. Да потому, что в России стяжать славу, свергнуть одного монарха и возвести на престол другого затруднительно, действуя во главе солидной организации. Нет, доложу я вам, слишком глубоко внедрена традиция доносительства, выверена, как огромный, четкий и слаженный механизм, работа соответствующих органов. Мирович был одиночкой. Вот, смотрите, земля, которой владела некогда его семья, была отнята еще при Петре I за приверженность деда Василия Яковлевича Мазепе.
И вот он как истинный верноподданный просит Екатерину по добру, вернуть ему прежние владения. А дурная баба отказывает. Что же делать? Прозябать в нищете, кляня себя за бездействие? Или рискнуть всем? Выбрал второе: не хочет милость свою государыня являть – ей же хуже, поищем государя.
Кто-то засмеялся, и приободренный Иван продолжил:
…И во всем остальном он такой же. Ух, как он мне нравится! Богу усердно молился и в случае удачи кучу обещаний разным святым надавал, широко, красиво и всегда почему-то за казенный счет. Простой народ, опять же, понимал – в письмах, что от имени Ивана Антоновича написал, так смачно да забористо о государыне своей высказывался – сразу видно, душу отвел, Я думаю, он так решил – «или пан или пропал». Потому и когда в последний момент удача от него отвернулась, и вместо желанной «Виктории», взору предстало окровавленное, мертвое тело принца, руки и опустил. Мог бы бежать – теоретически, – Иван картинно пожал плечами, – но куда? Да и не такой он был человек, чтобы, поджав хвост, тихориться где-нибудь в погребах. Нет уж. На народе, как говорится, и смерть красна. Оптимизм его меня восхищает – с пол оборота, можно сказать, народ завел. По идее, только на своей лихости да азарте всю стратегию и строил. Ведь если вчитаться в то, что он понаписал, налицо же полная безграмотность и невежество; так, он намеревался, дословно: «Как скоро волею божией Иоанн престол получит, Миних, Остерман и Бирон в отставку!» – и, как видно, не догадывался, что на самом деле Миних и Остерман были главные действующие лица при возведении на престол Ивана Антоновича и его матери правительницей. В общем, нахалюга наш герой и парень рисковый. Народ таких любит. Вот, пожалуй, и все. – Он постоял секунду и сел, довольно потирая руки.
– Ну что ж, спасибо за краткость. – По лицу Семена было невозможно догадаться о его истинных чувствах. – Я предлагаю заслушать сначала все версии, а потом перейти к обсуждению и выработке…
– Добрый всем вечер! – Вошедшая Линда проскользнула к креслу Семена и чмокнула его в лоб. Я отметил, что посторонний человек ни за что на свете не определил бы в ней слепую, так уверенно она держалась в знакомой обстановке. Неожиданно пришло на ум, что Семочка специально следит за расположением вещей, и эти контуры на полу не случайны.
– Дорогая, я приготовлю тебе чашечку кофе? – спросила Алла, в то время как Оленька нервно зашевелила исписанными страницами.
– Благодарю, не надо. – Линда примостилась на подлокотнике кресла Семена, прижавшись локтем к его руке.
Со стороны они казались красавицей и чудовищем, и я невольно начал пересчитывать ее дружков – почему-то всегда достаточно красивых парней, и вдруг такое. Захотелось вдруг отомстить Семену за его высокомерный гон, и я в очередной раз поклялся себе во что бы то ни стало найти средства на операцию, и если все пройдет хорошо, поставить самую грандиозную свечу, такую, чтобы ни в один храм не поместилась, черт ее дери, желательно за государственный счет.
– Как сложно бывает подчас проследить за кажущимися самостоятельными движениями человека руку его сильного покровителя, чуть уловимый след тени от нити кукловода, – начала свою версию Ольга. – Что же говорить об откровении свыше? Как распознать одухотворяющее крыло гения? Видел ли кто-то воочию подписанную кровью купчую на душу? Как же отличить язык бога от множества наречий суеверий, переплетенных линий судеб, фрагментов прошлого и будущего? Только через происходящие события, и исследуя характер поведения отмеченного, избранного. Не берусь утверждать, что мне известно доподлинно, когда состоялось это знаменательное событие в жизни нашего героя. Возможно, что, проснувшись однажды утром, он почувствовал вдруг в себе возрастающие силы и понял, что именно он – тот герой-освободитель, призванный восстановить справедливость и вернуть на российский престол истинного государя. В то время ходили упорные слухи о скором освобождении Ивана Антоновича из Шлиссельбургской крепости, были и письма, но отважился на это именно он – никому неизвестный офицер, без копейки в кармане. Мог ли он рассчитывать завлечь своих будущих сторонников деньгами? А солдат, как известно, нужно кормить. Конечно, нет. Разве что посулы, составленные им же от имени принца. Надо сказать, что этот человек обладал каким-то особым воодушевлением и верой в себя.
Линда задрожала, и руки Семена как по команде сомкнулись на ее тонкой талии, не давая ей упасть.
– …Ну вот хоть, смотрите – Василий Яковлевич признается в замысленном своему другу Ушакову. Пишутся письма, шьется штабс-офицерский костюм, в котором тот должен был явиться в Шлиссельбург. И тут Ушакова – этого единственного подручного – неожиданно отзывают по делам службы, где он и погибает. Любой на месте нашего героя если не принял бы это за дурное предзнаменование, то хотя бы как следует повременил, пока не найдется кто-то другой, равный по силе и значимости покойному. Любой, но только не Мирович.
Далее, двадцатого июня того же года императрица отправляется в Лифляндию, третьего Мирович встал на караул в крепости, и уже четверного вечером он подзывает к себе простого солдата и открывает ему задуманное. Тот соглашается участвовать и подбивает, по словам самого Василия Яковлевича, еще двух человек. Что же это такое? Не верится! Все шито белыми нитками! Потом Мирович идет к капитану Власьеву и повторяет почти то же, но тут его встречает совсем другой прием. А надо сказать, что еще утром в крепость припожаловала лодка с четырьмя гребцами. Комиссия, – решил Власьев и, сопоставив речи Мировича с прибытием нежданных гостей, решил, что они имеют между собой какую-то связь, и потому был тотчас составлен рапорт Панину.
Во втором часу ночи Василия Яковлевича вдруг вызывают к коменданту, он понимает, что Власьев его выдал, и, не откладывая, начинает действовать. Я не стану повторять предыдущий рассказ, ограничусь, наверное, тем, что если Иван считает, что Мирович – отчаянная головушка, то я бы сказала – вдохновенная. Потому что кто-то должен сиять, а кто-то делать всю черную работу. А в этом случае провидению было угодно качнуть чаши весов в сторону зла. Что же делает Мирович? Он творит свой, простой и понятный ритуал. Ему было суждено проводить в последний путь всеми забытого принца, отдав ему королевские почести и публично назвав государем. После чего он целует солдат. Поцелуй Христа, добровольно приносящего себя в жертву. Да, жертву. Убивал-то не он, но именно его, именно Мировича уж точно не помилуют. Наш герой с кротостью принимает свою судьбу. И он не ропщет. Нет. Потому что он уверен, что сделал все как надо и выполнил свой долг – то есть, во первых, остался человеком, а не рабом презренным, вымаливающим у сильных мира жалкое подаяние, а, набравшись смелости, попытавшимся взлететь и тем сравниться с ними.
Закончив, ораторша неожиданно завизжала, подпрыгнув в кресле, и задрала ноги. Из комнаты пулей вылетел котище – виновник этого безобразия. Как видно, он незаметно для нас устроился на полу и в самый напряженный момент царапнул Ольгу за ногу.
Трясясь всем телом, Линда прижалась к Семену, а Иван смеялся, согнувшись чуть ли не напополам и прижимая руку к сердцу. Я поцеловал Оленьку, и вскоре мы уже весело болтали. Я посмотрел на сестру, она и Семен шушукались между собой, то и дело как бы ненароком касаясь губами лиц друг друга.