Мертвым не понять
Шрифт:
Неловкая Роза задела ее рукавом, и безделушка со звоном шлепнулась об пол. Маркиз пошевелился во сне, в то время как мерзавка опустилась на колени с явным намерением не столько найти дорогую табакерку, сколько прикоснуться к бедру мужчины. Я бросила на нахалку гневный взгляд, а он улыбнулся и, пряча глаза от резкого света, ткнулся лицом мне в грудь. Девчонки захихикали и поспешили покинуть комнату.
Я посмотрела на молодого человека, не понимая почему изящный серо-серебряный парик так и не исчез с его головы.
– Позвольте представиться, прекраснейшая из прекрасных. Маркиз де Сад, и с этого момента – ваш самый пылкий обожатель.
– О-о-о, божественный маркиз! Какое чудо! – завизжали за дверью.
– Я узнала вас, сударь.
– Когда же? Неужели моя маска оказалась недостаточно непроницаемой? – Он откинулся навзничь и, подхватив веточку винограда, начал отщипывать от нее ягодку за ягодкой.
– Я узнала бы вас под любой маской, милый маркиз. Но уверенность появилась только здесь. – Я провела стопой по его ноге.
– Я рад, что мой дружок, – он кивнул на вновь напрягшийся член, – сумел должным образом отрекомендоваться, пока уста мои были заняты более интересным делом, чем произнесение праздных слов. Жаль, но уже сегодня я должен покинуть вас. – Он отыскивал разбросанные вещи.
– Но к чему такая поспешность? Скажите, я не понравилась вам? Неужели мне не удастся удержать вас хотя бы на…
– Ни на минуту… а то вы погибнете.
– Скажите просто, что я не сумела удовлетворить ваш изысканный вкус. Не знаю, быть может, вы ждали чего-то другого, скажем, чего-нибудь из восточной любви, или старые как мир новшества французского двора пришлись бы вам по вкусу? Во всяком случае, я вижу, что вы стремитесь от меня одной только своей глупой головой, в то время как ваш член выдает вас и готов уже к новой атаке. – Я приняла самую соблазнительную позу, на которую только была способна, запрокинув назад голову и полуоткрыв рот.
– Я ухожу не потому, что не хочу вас, лукавое вы создание, а лишь потому, что не желаю причинить вред.
– Вред мне? – Я повела бедрами, извиваясь всем телом.
Между нами дрожал воздух. Он покачнулся, но устоял на ногах.
– Любовь со мной не может быть игрой – это лобзание дьявола, сжигающее все, к чему я только ни прикоснусь.
– Ну, убей же меня! Убей! Только иди ко мне! Люби меня!
– Это не слова! – Он подался вперед и заскользил языком по моим икрам, пробираясь все выше и выше. – Мои поцелуи высасывают жизнь по капле, мои прикосновения – прикосновения пламени к нежным лепесткам лилии. Это правда. – Его руки нащупали мои ягодицы. Я застонала. И тут же маркиз одним рывком перевернул меня на спину, его лицо оказалось против моего лица, а грудь словно сжали в горячих тисках.
– …Я буду любить тебя, но до последнего! Две недели – потом ты умрешь. – Все еще смотря мне в глаза, он резко вошел в меня, причинив мгновенную боль.
– Да… Только люби меня… Мне больше ничего и не надо, – сказала я, – две недели – это целая жизнь. – А про себя подумала: «Дней семь, не больше, как и предсказывал Владимир Глебович, – но лучшего любовника все равно уже не будет. Так что и жалеть не о чем».
– Я открыла глаза, когда мы подъехали к небольшому красно-кирпичному домику в готическом стиле, какие уже года три как вошли в моду среди депутатов и их ближайшего окружения.
«Ага, маркиз все-таки расстался со своим париком», – подумала я, и тут же Павел выскочил из машины и одним прыжком взлетел на крыльцо. Я разглядывала его спину и торс. Наконец дверь поддалась, и он вернулся за мной.
«Последнее пристанище… – Я чувствовала себя разбитой. – Доктор сказал – неделя…».
Небольшой холл блистал чистотой, прямо на полу (списанном явно с какого-то дворца) стояла парочка пузатых ваз, из мебели здесь были лишь длиннущий диван для собаки или сторожа, телевизор на стеклянной тумбочке и шкафчик для обуви.
– Дом еще плохо обставлен. – Зерцалов перехватил мой взгляд. – Но наши комнаты в полном порядке, и еще тут по соседству живут муж и жена – очаровательные старички, они присматривают за порядком, но, думаю, что до магазина я и сам доберусь. Не будем перегружать их лишний раз. Насколько я понял, им и так несладко живется. Мой приятель сказал, что когда он утром заводит двигатель, у них в доме создается такой шум, какой обычно можно услышать только у водопада.
– Ты же сказал, что мы будем одни? – Мы прошли холл и оказались в зеркальном, похожем на полумесяц зале с искусственными цветами в горшках и огромным витражным окном во всю стену.
– Одни не одни… они же в постель к нам лезть не станут.
Я вопросительно посмотрела на него.
– А ты как думала, зачем я тебя сюда привез?! – Он зловеще захохотал и резко привлек меня к себе, от чего у меня подкосились ноги. – У-у-у! Страшно?!
– Аж жуть. – Подыграла я, и мы отправились в мою комнату.
Хотелось спать, точнее, упасть и больше уже никогда не подниматься. Налитые тяжестью веки закрывались сами собой. Я повисла на плече у Зерцалова, ничего не видя и автоматически переставляя ноги.
«Если он хочет меня убить – пусть делает это прямо здесь, – лениво шевельнулось в мозгу. – Все. Баста. Больше я не сделаю ни шагу».
Казалось, что всю дорогу мы поднимались по какой– то бесконечной лестнице. Скрипнула дверь. Я прижалась лицом к волосам Павла, вдыхая их запах, и тут он резко скинул мою руку и, повалив меня на что-то мягкое, начал расшнуровывать сапоги. Я открыла один глаз, лежать мне определенно нравилось куда больше, нежели стоять или, тем паче, передвигаться. Прямо напротив моей постели на туалетном столике светилось овальное зеркало, в котором отражалась спина Зерцалова. Пава уже управился с моей обувью и теперь тревожно смотрел на меня, утирая пот.
Я впала в состояние мрачного безразличия, не отвечая и никак не помогая ему расправиться с одеждой. Начни он сейчас отрезать от меня куски мяса для буженины, я максимум закрыла бы глаза. Наконец, совершенно выбившись из сил, Пава вынул из кармана куртки красноватую с завертывающейся крышкой коробочку и, положив ее на кровать рядом со мной, быстро вышел. Я проводила его взглядом и посмотрела на Шоршонскую упаковку лекарства.
Теперь понятно – таблетки, и скорее всего нестерпимо горькие. Владислав всегда сетовал на то, что на них отсутствует сладкая облицовка, а значит нет никакой возможности принимать их без воды. Я вспомнила свернувшуюся на огромной пустой постели Маргариту Белкину – женщину, которую я хотела убить – за что? Мысли остановились и затвердели, отчего голова сделалась необыкновенно тяжелой. Павел приподнял меня и, разжав пальцами запекшиеся губы, вложил в рот пару гладеньких таблеток, фарфор чашки чуть стукнулся о передние зубы. Я начала пить, длинные волосы принца касались моего лица. Потом все прекратилось, я снова ощутила под головой подушку, поискала глазами Павла. Наваждение спало, я лежала обнаженная, в мягкой, чуть закругленной постели, края которой представляли собой сложенные по бокам лебединые крылья. Я протерла ладонью лицо и оказалась в турецком гареме, среди запахов редкостных яств и любовных напитков.