Мертвый разлив

Иванов Сергей Григорьевич

– Да ну тебя! – Оксана неуверенно протянула Вадиму узкую жесткую ладонь, сочувственно спросила: – Вы вправду вегетарианец?

– К несчастью, – подтвердил он. – Вы не волнуйтесь, я не голоден.

– Ну как же, так нельзя! – заволновалась хозяйка.

В этот момент в комнату вступил бородач. Оказался он высок и плотен, а ликом суров, но не стар – пожалуй, не старше Вадима. Цепким взглядом он обежал всех троих, чуть задержавшись на Вадиме, затем сдержанно кивнул и бесшумно прошел к столу, не выпуская из руки огнестрел. Вряд ли он опасался гостей – просто вошло в привычку.

– Михалыч, жрать давай, – по-свойски потребовал Гризли. – Не боись: свое оставим тебе – вам на месяц хватит!

– Это как водится, – с прохладцей согласился хозяин. – Оксанка, накрывай.

Голос у него оказался глуховатым и не слишком внятным, будто бородач не часто его упражнял. А вот у девушки дикция была на удивление – разве только слегка растягивала гласные, словно для пущей напевности. Как же, интересно, они общаются?

– Что в городе? – спросил Михалыч без особого интереса, будто для приличия. – Саввку еще не сбросили?

– Ага, дождешься, – хмыкнул Гризли. – Кому сбрасывать-то?

– Уж найдется кому. А за вас принялись или как?

– Это кто же? – сразу насторожился крутарь. – Михалыч, ты воду-то не мути, говори толком! Знаешь чего-нибудь?

– Может, знаю, а может – догадываюсь. Тебе как лучше?

– Ну, пошел сыпать загадками! – безнадежно махнул рукой Гризли. – И охота тебе подпускать туману? Ведь слова не скажешь в простоте!

– А слушать надо уметь, – усмехнулся хозяин. – Вон твой приятель – больше молчит да приглядывается, хотя и сам мог бы многое рассказать.

Неожиданно Гризли рассмеялся.

– Ну, ребята, вдвоем вам не будет скучно! – заметил он. – Колдун колдуна…

В комнату впорхнула Оксанка, водрузила на стол дымящуюся кастрюлю и стала сноровисто распределять по тарелкам благоухающую жижу – отменно красных тонов. Добравшись до Вадима, запнулась и посмотрела на него с сомнением.

– Только не кладите мяса, – улыбнулся он. – Бульон я как-нибудь сдюжу. Уж очень аппетитно пахнет!

Обрадовавшись, девушка и ему налила до краев, затем быстренько сгоняла за обязательными сметаной и хлебом и тоже подсела к столу. Мяса, Вадим заметил, она не положила и в свою тарелку, будто устыдившись. Обратил на это внимание и Михалыч.

– Похоже, вы с Оксанкой быстро споетесь, – сказал он, глядя на Вадима в упор. – Она тоже к зверятам неровно дышит.

– А как насчет людей? – Вадим кивнул на гранамет.

– До сих пор не знаю, сумеет ли выстрелить, – ответил хозяин. – Даже чтобы спасти меня – родителя любимого, хоча вредного.

Вадим пожал плечами, неожиданно увлекшись борщом: давненько он такого не пробовал. А рядом вовсю наворачивал Гризли, орудуя ложкой будто черпальщик.

– Проку от него, конечно, чуть, – заявил он, первым опорожнив тарелку, – но до че вкусно! Какая невеста пропадает – а, Михалыч?

– Не про твою честь, – отрезал тот. – Подлить еще?

– А то!

Справившись со второй порцией, Гризли тут же сладостно раззевался и вскоре, не дожидаясь чая, убрался в соседнюю комнату, провалившись в сон, кажется, раньше, чем обрушился на кушетку.

– И пусть себе дрыхнет, – сказал Михалыч, пока Оксанка убирала со стола, – Невредный парень, однако крутарь. А ты-то как к ним угодил, мил человек?

– Вы не перебарщиваете с просторечиями? – сухо поинтересовался Вадим. – Эдакий дедушка из глубинки! – Хозяин усмехнулся. – Вы же городской, верно? А образование, надо полагать, высшее. И годков вам не более полусотни. Стало быть, на “Михалыча” не тянете – при всем моем к вам почтении.

– Вот, Оксанка, – с той же неопределенной усмешкой заговорил тот, – каков наш гость: молчал да приглядывался, прислушивался да на ус мотал – а потом ка-ак выдал, будто под дых врезал! Учись у умных людей. – Неожиданно бородач свистнул, и в комнату вступили оба здоровенных пса, похожие на молодых медведей. Настороженно ворча, они приблизились к Вадиму, долго принюхивались, словно старались запомнить, – тот наблюдал за зверюгами с любопытством – затем разом утихли и с полным доверием улеглись к его ногам.

– Это что, тест? – предположил Вадим, в две руки почесывая лохмачей за ушами. – И что же он доказал – что моя симпатия к “зверятам” взаимна?

– Не только это и не столько, – сказал хозяин. – Моих полуприрученных песиков трудно обмануть: они чуют зверей за версту – любых зверей, как бы глубоко те ни прятались.

– Даже внутри людей, верно?

– Даже в нелюдях, – хмыкнул Михалыч, и не понять было, шутит он или намекает на что. – А ведь почти во всех живут звери, только у каждого – свой. И мои волкодавы отлично различают, кого из них можно погонять, будто зайца, а с кем придется грызться в клочья, точно с волком или с медведем…

– Потому и держите их подальше от Гризли? – со смешком вставил Вадим.

– … а от кого следует улепетывать со всех ног, как от заведшихся здесь страшил, коим любой нормальный зверюга на один зуб, – невозмутимо заключил бородач.

– А как они относятся к вам?

– Скажем, признают во мне вожака – и только.

– А кого обнаружили во мне? – не отставал Вадим.

– В том и суть, что никого, – если не считать тебя самого. Либо твой зверь хорошо прячется, либо слишком мал и немощен, чтобы принимать в расчет. А может, вовсе помер.

– Ох, вряд ли, – покаянно вздохнул Вадим, качая головой. – Столько хлопот с ним!

– И все-таки здесь решаешь ты – в отличие от почти всех.

– Даже от вас?

– Проверяешь на гонор? – усмехнулся хозяин. – Мой-то зверь силен и горделив, хотя не злобен. И я могу подчинять многих – кто слабее.

– И подчиняться другим?

– В том и беда: зверь – он и есть зверь.

Подняв руку, словно школьница, Оксанка спросила:

– Можно за чаем сходить?

– А кто тебя не пускает? – удивился отец.