Мертвый угол
Шрифт:
— Ну, а ты что? — спросил Климов. — Как ты объяснил свой интерес?
Петр замялся.
— Да никак! Спросил его, мол, видел, что ты вез кого-то, будто пьяного, не Федьку ли Дерюгу, он ведь до сих пор не объявился, где он есть? А я ведь и об этом думаю, душа болит: ни трактора, ни Федора… Надо искать.
Климов задумался.
— А этот, как его, Валерка, не сказал, куда отвез амбала?
— Сказал. Я спрашивал. Довез до шахтоуправления, а дальше тот пошел один, А что?
— Я сам пока не знаю. Муть какая-то…
— Забудь. Я тут любому мозги вправлю.
— Как Федор говорит, без слов, но от души? —
— Во-во, именно так, — подтвердил Петр. — Главное, молча.
Он стал заводить двигатель, снова проверял что-то под рулем, выжал сцепление и, глядя на Климова, спросил:
— Ну, что? Поедем Федора шукать или ты как?
Климов помял щеку.
— Ты в поликлинике случайно зубника не видел?
Петр глянул на часы, на Климова, на дворника, отбрасывающего песок и, что-то просчитывая про себя, односложно ответил:
— Там он. Прямо и налево. За регистратурой.
Климов взялся за ручку дверцы.
— Не могу. Болит, зараза, — и указал на зуб.
— Тогда, иди. А я подъеду.
— Нет, — выбираясь из машины, сказал Климов. — Что мы, в самом деле… Все путем. Езжай сразу домой, ведь ты голодный…
Петр нажал стартер.
— Ни пуха…
— К черту!
В узком длинном коридоре поликлиники витал сквозящий волглый запах свежеразведенной извести: недавняя побелка высветлила стены. Сознание того, что жизнь еще не полностью заглохла, что кто-то еще красит, белит в Ключеводске, наводит марафет в присутственных местах, ободрила Климова и он почувствовал себя вольготней.
Очереди к стоматологу не было, и Климов постучал в едва притворенную дверь.
— Входите.
Пришлепнутое с боков лицо врача, казалось, не оставляло лишнего места для его крупных глаз, и они теснились возле переносицы с особой значимостью, с тем подчеркнуто гордым выражением, что не возникало никаких сомнений: если врач доволен своей работой, не стоит его поощрять. Любой гонорар покажется ему ничтожным, а скромная оплата по труду воспримется, пожалуй, как издевка.
Со старосветской привычкой вздергивать подбородок при разговоре он усадил Климова в кресло и сразу пожаловался, что с пломбирующим материалом, особенно импортным, стало так плохо, что просто хуже некуда: материала банально нет, и это все бы ничего, если бы не надо было всякий раз напоминать и говорить об этом пациентам. А он, вот, вынужден твердить больным одно и тоже. Кто бы знал, какая это мука взимать с вновь обращающихся деньги за прием, но есть инструкция и установленная такса. Люди разные и реагируют по-всякому.
Климов обнадежил стоматолога, что он все понимает и готов покрыть расходы на материал.
Сумма, которую назвал стоматолог, оказалась чудовищной, но и терпеть зубную боль не было сил. Как говорится, прямая зависимость. Сильнее боль — солиднее оплата.
Убедившись в реальной платежеспособности Климова, стоматолог искренне обрадовался и приступил к священнодействию. Выдвинув вперед и без того настырный подбородок, врач слегка подтолкнул Климова в плечо, и он начал заваливаться спиной назад, как прыгают с подножки поезда. Это чувство было хорошо знакомо. Будучи молодым опером напрыгался с курьерских, пассажирских и товарняков…
— Вот так и выше, — сказал врач и шершавыми, как кукурузные будылья, пальцами бесцеремонно залез в рот Климову. Вгляделся и оттянул щеку еще, как будто демонстрируя или желая убедиться, что сила в его пальцах не ослабла. Еще есть.
Климов непроизвольно скосил глаза на оттопырившую его щеку руку и поймал себя на мысли, что испытывает одно единственное желание: забиться в угол и следить, чтобы к несу никто не прикасался.
— Зубы ровные, да челюсть кривовата, — словно продолжая прерванный разговор проворчал стоматолог, явно намекая на то, что лицо человека лепят папа с мамой, а долепливает жизнь: челюсть у Климова была когда-то перебита. Брали одного грабителя, вот он и удружил.
Постучав по зубам Климова никелированным крючком, стоматолог взялся за бормашину и в этот момент слепящий свет, бивший в глаза, погас. Клац-клац! — машина не включалась. Бор оставался неподвижным.
— Это называется: мы жили, — неизвестно чему восхитился зубник и полез в тумбочку. Пока он в ней что-то искал, прицокивая и постукивая неизвестными предметами, Климову стало известно, что в Ключеводске свет — большая редкость, даже роскошь, а уж про воду стоит помолчать.
— По два-три дня! Поверите? По два-три дня и хоть бы капля! Сутками и без воды — это возможно? Вот, пожалуйста! — Он указал на зашипевший кран, — опять уходит.
Не выдержав эмоций, распиравших его грудь, стоматолог ринулся крутить головку крана. Тот захрипел под его пальцами, задушенно и покаянно всхлипнул, подавился воздухом.
— Вот так, — крутил-выкручивал зажатый в пальцах кран взбешенный врач и сообщал, что все его сегодня почему-то обижают. И медсестра, и главный врач, и даже дворник, пришедший клянчить спирт. Покоробленный более чем странным поведением городских властей, доведших городок до «самовымирания», он с непонятной для Климова мстительностью стал отстраненно вглядываться в зеркало, висевшее над раковиной, по-видимому, отыскивая на своем лице следы обиды и душевного надлома. Все, что окружало его, было лишено здравого смысла. Потому что кран задушенно хрипел и вымыть руки было нечем. Одноразово хотя бы сполоснуть.
Поддаваясь своему раздражению, обидам и «врожденному идиотизму», он свирепо закрутил кран до упора, и действовавший на его нервы захлебистый сип оборвался. Поплевав на пальцы и вьггерев их клочком туалетной бумаги, стоматолог снова полез в тумбочку и достал из нее изящный портативный аппарат, напоминающий карманный диктофон.
— Чудо техники, но, к сожалению, не нашей, — пояснил он Климову, влезая пальцем в его рот и оттопыривая им щеку. — Остался от периода застоя, когда здесь действовал рудник. — Климов напрягся и сглотнул слюну. — Не бойтесь. — Стоматолог понял состояние Климова и успокаивающе предупредил, что «аппаратик этот автономен, работает на батарейках, разработан фирмой «Мицуета», скорость вращения врачебного сверла такая, что больной не чувствует никакой боли».
— А… Э-ы, — хотел поинтересоваться Климов, но зубник уже включил японский бор и стал оттягивать щеку подальше.
Климов закрыл глаза.
Глава одиннадцатая
Когда Климов вышел от стоматолога, дворника около песочной кучи уже не было. Зато проглядывалось солнце. Еще яркое, но уже по-предзимнему отчетливое, оно ненадолго застревало в голубых прогалах лиловеющего неба и, словно продрогнув от знобящих верховых ветров, спешило спрятаться за первую же тучу или облако.