Мертвый угол
Шрифт:
Ощущая тяжесть автомата на бедре, подумал о словах Петра. Наверно, он и прав. По крайней мере, ничего нет недосказанного между ними. Будучи человеком долга, Климов верил, что стремящийся к правде прав и в заблуждении, было бы стремление это выстраданным, как у Петра. Оставляя за Петром полную свободу убеждений, принимая во внимание все то, что казалось тому разумным, он не пытался наскоро перечеркнуть те положения, в которых сомневался. Он как бы оставлял их до того времени, когда, возможно, взгляд его на многие конфликты и проблемы несколько изменится. Что правильно, что ложно в разнородном проявлении людских
«Ведь это же уму непостижимо, — думал Климов, чувствуя, что Петр пошевелился, сменил позу, — дать террористам взорвать город, взорвать газ. Пусть даже требования у них невыполнимые… Задача государства, всякой власти над людьми — обеспечение спокойной мирной жизни и, если надо, сохранение ее любой ценой. Сейчас задача МВД и контрразведки сводится к простому: надо удовлетворить все требования террористов, а затем уж расправляться с ними, как придется. Иначе все попахивает жуткой провокацией и фарсом. Пусть даже в операции будут участвовать и «Альфа», и спецназ, и президентская «девятка». Все это будет ложь, рассчитанная на того, кто видит мир в экране телевизора. Преступное противоборство власти с террористами толкнет их на последний шаг. Газгольдеры взлетят, и люди задохнутся. Их уже расстреливают каждый час».
Следя за своими размышлениями, он снова и снова приходил к убеждению, что к власти рвутся люди мелкие, завистливые, льстивые, в то время как решать за всех и правильно решать — удел не многих. Истинная власть обременительна. Но, к сожалению, многие примеривают власть к своей персоне, как одежку, и, не разведя рук, кричат: «Как раз!» Не дай-то Бог отнимут, отберут, оставят без обновки.
Климову внезапно стало душно: а может быть, и он такой же, как они, кто наверху, кто в руководстве, кто у власти? Или пытается быть не таким, да власть заставит?
Может быть, и он подталкивает «Медика» к теракту? Приближает страшную развязку? Льет воду на мельницу, как говорили в старину.
Климов приоткрыл один глаз, увидел бодрствующего Петра и успокоился.
«Провокация, — подумал он о своих страхах. — Уловки подлого инстинкта самосохранения. Другими словами, если заботы дня утомили тебя, если твоя сосредоточившаяся на чем-то мысль рассеяна, оглушена сверхнапряжением или никчемной суетой, а опыт жизни требует подстраховаться, нет ничего банальнее, чем усыпить свой разум, свою волю. Попасть под явное влияние чужих идей и мироощущений. И злачные места работать начинают к ночи, — обрадовался он пришедшему на ум подтверждению своей оценки пустых страхов. — Провокация».
Это слово стало для него импульсом к действию.
— Подъем, — сказал он вслух и резко встал. Петр поднялся тоже.
Климов приложил палец к губам. Они прислушались. Дождь с новой силой барабанил по карнизу, ветер вкривь и вкось раскачивал деревья, те царапали друг друга, распинающе выпятив ветви, и цеплялись за сырость и мрак. Вечерняя улица и фонари, с их сотрясаемой тяжелым ветром светотенью, заражали воздух старческим бессилием. Неисполнимо трудным делом показался Климову продуманный и обговоренный в деталях новый план. Но он был не один. Их было двое.
Глава двадцать шестая
«Все верно, — оказавшись снова под дождем, подумал Климов. — Власть — сама по себе, народ — сам по себе, а между ними — бандиты. Вот наша жизнь и расстановка сил. Сплошная провокация. Незаживающая рана».
Петр по-кошачьи ловко спрыгнул рядом. Автомат — наизготовку. Весь — внимание.
— Пошли.
— Сейчас, — попридержал его за локоть Климов, снова вслушался в шум ветра и дождя и указал в сторону леса. — Идем в обход.
Через час они были у места.
Распределительная подстанция городской электрической сети представляла собой небольшую площадку, вытянутую к руднику, огороженную колючей проволокой и залитую светом четырех прожекторов. Центр площадки занимала серая приземистая двухэтажка, напоминавшая котельную или детсад. Вокруг — глубокий ров, заполненный водой, двенадцать мощных трансформаторов и частокол громоотводов.
«Осторожно — убьет!» — гласили желто-черные таблички, висевшие на проволоке внешней загородки.
«Это мы и сами знаем, — спрятавшись за обезлиствевшим кустом шиповника, подумал Климов. — Вы нам подскажите, где тут вход?»
— Со стороны рудника, — словно угадывая его мысли, сказал Петр. — Там главный вход.
— Значит, мы вышли правильно, нам главный и не нужен.
— Тогда, вперед, — решился Петр. — Встречаемся у щитовой или у бункера энергоблока.
— Рвем центральный кабель и уходим.
— Да.
— Кто первый рвет, тот первый и уходит.
Климов помолчал, потом добавил.
— Ты — к руднику, я — к шахтоуправлению. Встречаемся у восьмой штольни или у газгольдеров. Главное — найти взрыватель. Вынести его и уничтожить. Не дать людям вырваться наверх. Иначе «Альфа» и «спецназ» их всех похерит. Объяснить жителям, что их спасение — в бомбоубежище.
— Само собой, — прогудел Петр. — По кумполу и дзындзырэлла!
— Ты там полегче, берегись, — предупредил Климов. — И еще: как будем в темноте перекликаться? Чтоб не запороть друг друга невзначай.
— А как в Афгане, — сказал Петр.
— Ты кричишь «салам»?..
— Нет, — поправил и подтянул ремешок каски Петр. — Ты зовешь «Салам»? А я ору: «Алейким»!
— Надо же, забыл, — Климов тоже подтянул на себе все ремешки, сдвинул ближе к животу нож диверсанта, подвигал лопатками под бронежилетом.
Ногам в солдатских кованых ботинках было тесновато.
Ладно.
Не до жиру.
— Начинаем.
Петр хотел сразу расстрелять прожектора, но Климов с ним, не согласился. Могут поднять тревогу. Забаррикадировать и заминировать все входы-выходы. Тогда к энергоблоку им не подобраться.