Мерзкий старикашка
Шрифт:
В глазах властителя Софены появилась задумчивая мечтательность. Не иначе подсчитывает экономию.
Ну а что же? Я не против, чтобы он стал немного богаче, к тому же с этой дороги, которая позволит вывозить товары еще и из южного да восточного Хлеборечья он воровать-то станет навряд ли. Ну а то что потом за взятки будет направления строительства продавливать… Так все равно строить надо везде, а у кого деньги на бакшиш имеются, тем из своих княжеств и возить есть чего.
— Такие вот дела, князья. Жду всех
Словно отзываясь на мой вопрос в дверь просунул голову один из приставленных ко мне Блистательных.
— Ваше величество, тут к вам верховный казначей, говорит что вы его ждете.
— Именно что жду. Запускай, — распорядился я.
Минфиноначальник просочился в кабинет еще до того, как я закончил фразу и тут же не только выдал мне на руки патент для Касца, заранее украшенный печатью, но и отчитался о произведенной Тумилу выплате. Я тут же уточнил состояние казны вообще и получил обтекаемый ответ в стиле «еще остались некоторые резервы, но за последний месяц имеется много недоимок».
Ну еще бы, кто будет налоги собирать, если военная и гражданская администрация собачатся?
Ладно, пытать подробности мне недосуг. Сдал я его, в общем, Зулику на растерзание, а сам пошел у гвардейцев парад принимать. Через помещения для слуг путь срезал, чтобы по двору крюка не делать, чем поверг свой конвой в некоторое недоумение, зато вышел аккурат в паре десятков локтей от плаца.
На пороге меня встретил громкий жизнерадостный хохот гвардейцев и песня про ежика, исполняемая довольно знакомым голосом.
— А этот тут откуда? — поинтересовался я, когда отзвучал последний звук песни.
— Хрис-лирник, человек князя Хатикани, — доложился один из сопровождавших меня Блистательных.
— Ясно, — кивнул я. — Давайте, ребятки, в общий строй.
Гвардейцы наше появление засекли практически моментально — профессионалы все же, — и уже быстренько, подгоняемые недовольным рычанием Латмура, строились.
Пока солдаты совершали это действо я подошел к певуну.
— Привет, дедушка, — поприветствовал он меня. — Что, я смотрю жгут огонь на башне — избрал совет царя?
— Вроде того, — усмехнулся я. — А ты что, подзаработать решил, покуда князь занят? Как вы с ним уговорились-то?
— Да он, оказывается, лиру очень уважает, хотя сам на ней и не играет, — пожал плечами паренек. — А я и пою неплохо к тому же. Вот на службу и позвал. На месяц пока, а там глянем. Ну и денег-то лишних не бывает, а меня Тумил новой песне научил, я вот и…
Он вздохнул — заплатить за исполнение ему не успели.
— Скоро, видать, новый царь прибудет, раз Блистательные так засуетились. Он как, не сильно злой, поглядеть-то на него можно? Или нагайками погонят? Ты, дедушка, что думаешь?
— Да не должны нагайками-то, — протянул я.
— Ваше величество, гвардия построена! — доложился подошедший к нам Латмур.
— Вот и славно. Пойдемте, капитан, — ответил я. — Не будем долго держать ваших людей на солнцепеке.
У Хриса отвалилась челюсть, а глаза… Хорошие у него стали такие глаза, любому раку на зависть.
Я вышел на плац перед гвардейцами, постукивая своим посохом и оглядел воинов. Две сотни рыл или около того — все не занятые в караулах. Кольчуги блестят, плащи — словно только что из прачечной, выражения лиц — парадные… Так и едят глазами.
— Блистательные! — обратился я к ним. — В смутные дни междуцарствия вы сохранили верность присяге, лишь ваша преданность Ашшории уберегла ее от кровавого раздела! Говорить об этом можно долго и красиво… Но я делать этого, пожалуй, не стану. И так все сами знаете, нет никакого смысла объяснять вам, какие вы молодцы и герои. Думаю, гораздо больше вас интересует, что будет дальше — на это у меня есть ответ. Всем вам, за верность долгу и усердие, будет выдано по годовому жалованию сверх положенного.
— Слава государю-иноку! — выкрикнул кто-то из гвардейцев, и тут же, с нескрываемым энтузиазмом, был поддержан всем личным составом.
Вот так. Уже и погремуху мне дали. Хорошо еще, что не матерную.
— Кроме того, тем кто сопровождал меня от обители Святого Солнца будет добавлено за три месяца сверх того, — вообще-то я думал удвоить, но ведь им завидовать начнут по-черному, а три месяца, это хотя и хорошая сумма, но по сравнению с местным годом не так и много, — а их командиру будет и особая награда. Первый десятник первой сотни Касец из Коренных Зубов, выйди из строя и подойди ко мне!
Парадно-строевой шаг тут даже в гвардии неизвестен, так что мое распоряжение он выполнил хотя и споро, но вовсе не торжественно. Ну и фиг с ней, с пафосностью — зато вытянулся так, что можно ставить на пост к мавзолею Ленина.
— Десятник, не знаю достоин ли ты более высокого звания, это пусть твой капитан решает, — обратился я к нему, — но уж княжеское достоинство ты, как по мне, заслужил.
Я, стоя так чтобы нас могли видеть как можно больше Блистательных разом, протянул ему свиток.
— Потому наделяю им тебя, и в наследственное кормление дарую деревню близ столицы. Ты знаешь ее — на ее околице был наш последний привал перед Аартой. Бери и владей, — он бережно принял из моих рук свиток пергамента (такие документы недолговечной бумаге доверять не принято) и поклонился, прижав его к сердцу, — Касец, князь Большой Мымры!
Строй гвардейцев вновь дружно грянул: «Слава государю-иноку!» — причем ни один Блистательный даже не ухмыльнулся.
Ну да, такими названиями в Ашшории и не удивишь никого. Надел хефе-башкента чего только стоит…