Мешок историй про шалого малого

Мешков Александр

— Мотя! — обратился к брату Николай, — Можно вопрос?

— Давай, — охотно согласился Матвей, — что ж мы с тобой в кои-то веки увиделись и не поболтаем. Молчим, как сычи. Сколько мы уже не виделись-то? Года три?

— Три года восемь месяцев, — уточнил Николай, — Вот скажи мне, брат. Вот ты прожил жизнь…

— Оп-па! Почему это: я ее уже прожил? Я еще поживу! Ты что же мне так мало отпустил жизни, а, братишка? — улыбнулся печально Матвей.

— Ну, это я так образно говорю, — смутился Николай, — Скажи мне, брат, почему бабы такие ебливые? Ведь мужики не такие ебливые, как бабы! Так ведь? Не ебливые ведь?

Матвей захохотал, нисколько не заботясь о том, что рыба услышит и разбежится.

— Ты уже это заметил? Уф! Рановато! — отдышавшись, сказал Матвей.

— Не,

ну серьезно, брат? Почему так?

— Сложный вопрос, братишка, — Матвей достал сигареты, закурил, стал вдруг серьезным, — Проклятая зависимость! Никак не брошу! Ты не куришь?

— Иногда…

— И не начинай! Да… Женская неверность. Воспетая поэтами древности. Возведенная в культ женщинами… Женская неверность, Колька, как, впрочем, и недолговечность браков запрограммирована у нас на уровне ДНК. Хотя в последнее время этому способствует еще и социальная обстановка: нищета, пьянство, расслоение общества, недовольство уровнем жизни, зависть, коррупция, мздоимство, криминализация общества, проституция и нравственная деградация: ее я ощущаю на своем примере. Из трогательного, чистого и наивного юноши я в одночасье за каких-то двадцать лет превратился в циничного и порочного пожилого мужика. Проклятые коррупционеры! Раньше разводов было меньше. Сейчас это просто эпидемия, покруче чахотки и черной оспы. Чаще распадаются браки, как ни странно, основанные на любви. Прагматичный подход к браку почти гарантирован от распада. В таких разумных семьях замнут любой скандал, лишь бы не утратить своего пакета акций.

— Так что получается: лучше жениться по расчету? Так получается, братка?

— А ты как женился? А? Братишка? — Матвей хитро посмотрел на Николая.

— Я по любви! — не задумываясь, сказал Колька.

— По любви… По любви… А она есть любовь-то? А? Кольк? Я вот, как ты говоришь, жизнь прожил, а на этот вопрос ответить до сих пор не могу. Любовь, любовь, а поебались и прошла твоя любовь…

— Не скажи… У меня не проходит…Ты — циник, Мотя!

— Я, Коля, вообще думаю, что женщины произошли от представителей неземных цивилизаций, в культуре которых не существовало сексуальных запретов. Ведь склонность к полигамии заложена в женщине с доисторических времен. Женщину покрывали все самцы стаи. И эта сладкая память осталась в женских генах. Вот поэтому она сегодня такая развратная. Привыкла с тех пор. Мало ей, видите ли, одного самца! А что, Колька, загуляла уже твоя? А? — он крепко хлопнул Николая по плечу, — А? Ну-ка, в глаза, в глаза смотреть?

— Да нет… Ну, так… есть кое-какие подозрения… — покраснел Колька.

3.

В День Святого Валентина Николай Краснососов возвращался с работы в приподнятом настроении. Он его приподнял на работе при помощи трех бокалов красного вина в хорошей компании, поэтому старался ехать не спеша, никого не обгоняя. После трудового дня они поздравляли своих девчат с Праздником всех влюбленных. В пиар-агентстве, где работал Николай, на восемь мужчин девчат было три: Наташа, Галочка и очаровательная Антонина Семеновна, которая уже два года была уже бабушкой, но не чуралась служебного флирта. За три года она успела «флиртануть» лишь только в своем агентстве с Витькой Уепиным, с Антоном Зугдиди и Димкой Дерковичем. А скольких клиентов она заманила в свои блудные чертоги, одному Богу известно. Она и Николаю несколько раз открыто и недвусмысленно предлагала себя в качестве сексуального объекта.

— Не задолбало однообразие? А? Красавчик? Поехали ко мне, выпьем по бокалу хорошего вина, — сладко улыбаясь кошачьей улыбкой, говорила она, легонько трогая Николая за мошонку. Чтобы не обидеть Тоню, Николай отвечал всегда расплывчато: «Не сегодня!». Но оба они знали, что до главного не дойдет. И причина была не в том, что Николай был директором пиар-агентства, а Тоня всего лишь секретарша, а в том, что Колька безумно любил свою красавицу-жену, Маринку-блондинку. Любил страстно, беззаветно, безумно, бездумно, беспричинно, до потери сознания, до сладкой боли в паху. Несмотря на то, что вместе они уже жили три года, несмотря на маленькие ссоры и неурядицы, несмотря на разницу в возрасте (Маринка была старше Николая на пять лет) и в темпераментах (Маринка была холерик, а Николай меланхолик, она была жаворонок, а он — сова), на социальный статус (Николай был директором пиар-агентства, а Маринка — безработная актриса), на разницу вкусов (Маринка балдела от AC/DC и Ozzy Osborn, Николай тащился от Баскова, Билана и Киркорова).

Благополучно миновав пост ДПС, Николай свернул в переулок Паганини и, припарковавшись на привычном месте, возле мусорного бака, мечтательно потянулся. Он чувствовал себя самым счастливым человеком на этой маленькой планете. В окне его квартиры горел свет. И этот свет согревал Николая, словно маленький неугасимый костер. Николай совсем недавно понял, что Счастье человека имеет материальное воплощение! Да, да! Это не абстрактная категория! И сейчас, через пять минут, он обнимет свое маленькое, пахнущее дорогим табаком и красным вином счастье.

— Любимая моя, свинюшечка! — вслух произнес с нежностью Николай. Он так в шутку, ласково называл свою Маринку за ее невинную безалаберность и трогательную, детскую рассеянность. То она свои грязные трусы по комнате раскидает, то окурок затушит в сковородке, то вообще заснет в коридоре, перебрав, по рассеянности, красного портвейна.

— Опять ты вина, по рассеянности, перебрала, свинюшка ты моя? — смеясь, нарочито сурово, частенько выговаривал он ей, возвращаясь после смены.

Никогда в жизни Николай еще не встречал такой невероятно желанной женщины. Хотя, в его бурной студенческой жизни девичья ротация превышала все мыслимые показатели. Но это была чистая механика. Он даже не помнил имен многих из них. С Маринкой было все иначе. Это были неземные ощущения, словно свалившиеся на него из ушата Вселенной. Он хотел ее всегда и везде, спереди и сзади, сбоку и сверху. Худой и невзрачный на вид, рядом с ней он становился неистощимым и могучим Зевсом.

— Ты у меня прямо как инопланетянка! — откинувшись на подушку, потный, обессиленный и счастливый, бормотал ей всякий раз Николай после бурного соития.

— А я и есть инопланетянка! — смеясь своим переливчатым смехом, отвечала Маринка, — вот видишь это кольцо? — она приближала к его глазам бурое, неровное кольцо из серебристого металла, надетое на средний палец, — Это кольцо с планеты Лиоэау. Его носила сама Нефертити!

— Фантазерка ты моя! — смеялся он, ласково поглаживая ее по шершавому лицу, — Нефертити такое кольцо носить не будет! Оно же из простой железки! Вот вам Кольцо от Нефертити! А вы, товарищ, не пердите!

— Это не железка, а неочищенный, облегченный гафний! У вас он в космических техно-лологиях используется… А на Землю оно попало с Лилит, — не обращая внимания на насмешливый тон Кольки, задумчиво говорила Маринка, — Лилит родилась на Лиоэау. А после того как оставила Адама, передавала его по наследству своим дочерям. Это кольцо давало необыкновенную силу ее обладательницам. Силу и свободу…

— Лилит-Лилит — в воде пердит! Да? Выпил стопку — колечко тебе в попку? Да? — глупо смеялся от собственных острот счастливый Колька.

Николай взял с переднего кресла букет гвоздик, купленных по пути в киоске, у метро, и вышел из машины. В лифте он повстречался с небритым и помятым Леней Козолупиным, соседом сверху.

— Маринке? — кивнув на букет, спросил Леня, дыхнув на Николая тяжелым двухнедельным перегаром.

— Маринке, — улыбнулся Николай, — А ты что, без цветов?

— Моя не заслужила! — хитро рассмеялся Леня.

4.

Берег Прорвы был вязкий и плавучий, и ноги Николая спустя некоторое время всасывала в себя ненадежная земная слизь, сплетение белокрыльника, багульника, трав, корней и мхов. Берега качались под ногами, как гамак. Под тощей травой стояла бездонная вода. Шест легко пробивал берег и уходил в трясину. Брат привязывал длинную лесу к кустам багульника или к деревцам молодой ольхи и ждал, пока куст багульника не начинал рваться и метаться, как живой, когда начинало клевать. Он методично вытаскивал черных окуней, на зависть Николаю, у которого с уловом было что-то не очень…