Мешок с шариками
Шрифт:
– Мальчики, что вы хотели?
Одна официантка, раскрасневшаяся и растрёпанная, пытается удержать на макушке волосы, свернутые валиком; они не слушаются. Какое-то время она упорствует, потом сдаётся.
Всё ещё оглушённый, Морис говорит:
– Мы хотели пообедать.
– Идите за мной.
Мы идём за ней через весь зал, слышится сильный стук вилок и ножей. Перед прилавком стоит высокий столик без скатерти, она ставит на него две тарелки.
– У нас сегодня чечевица с беконом и фаршированные баклажаны. На десерт обезжиренный сыр и яблоко, будете брать? Могу принести вам редис с солью на закуску.
– Отлично, несите.
Она уже мчится к кухне, откуда выходит другая официантка с тарелкой чечевицы в руках. Не похоже, чтобы там было много бекона.
Я смотрю на других посетителей. Это не местные жители: компания разномастная, как на вокзалах или в залах ожидания, но это точно городские. Дети тоже есть, и даже совсем маленькие.
Морис склоняется над своей тарелкой.
– Похоже, тут собралась вся улица Маркаде.
Значит, это люди вроде нас, беглецы – само собой, евреи, – и они ждут момента, чтобы перейти границу. Но почему его надо ждать? Может быть, это сложнее, чем мы думаем?
Наша официантка возвращается с редисом, в каждой тарелке по три штуки. Она ставит на стол солонку.
– Приятного аппетита, ребята.
Морис благодарит её и добавляет:
– У вас всегда так людно?
Она воздевает руки.
– Каждый божий день, вот уже полгода и даже больше! Можете мне поверить, когда фрицы провели границу в километре отсюда, они здорово обогатили это заведение.
Я смотрю в том же направлении, что и она, и обнаруживаю за прилавком хозяйку, которая бережно протирает кофейную чашку. Её красноватое лицо лоснится, на волосах свежая завивка.
– Эта может спокойно делать перманент каждые две недели – с такими деньгами, которые она тут зашибает, можно вообще не вылезать из парикмахерской.
Официантка делает новую попытку поправить валик на голове и забирает у нас тарелки. Когда ты так голоден, редиска исчезает в мгновение ока, тем более что почти вся она оказалась пустой.
– А … через эту линию легко перейти?
Она пожимает плечами.
– Да ничего особо сложного, обычно всё проходит отлично, но надо дождаться ночи, так как днём идти слишком опасно. Прошу прощения.
Она вскоре возвращается с чечевицей, ставит её на стол и убегает, прежде чем мы успеваем ещё что-нибудь выяснить.
Морис осматривается.
– Вот будет умора, если мы тут столкнемся с кем-то из своих.
Баклажаны оказываются с прожилками, а начинки в них как кот наплакал. Сыр безвкусный и жёсткий. Яблоки подвявшие, но, поскольку официантка неосторожно оставляет корзинку с ними рядом с нашим столом, все они оказываются на дне моей сумки.
Морис складывает салфетку и подытоживает:
– Если мы не хотим, чтобы от нас остались только кожа да кости, надо поскорее драпать отсюда.
Понемногу зал пустеет. Некоторые ещё тянут время за чашкой ячменя или цикория, но большинство ушли. Оплачиваем счёт, который находим безбожно завышенным, и снова идём бродить по улицам Ажетмо с сумками через плечо, засунув руки в карманы. Пока мы ели, поднялся неприятный пронизывающий ветер.
– Слушай, – говорит Морис, – попробуем перейти сегодня же вечером, нет смысла тут торчать. Поэтому сначала надо выяснить, где найти проводника и сколько он берёт.
Это кажется мне разумным. В пятидесяти метрах от нас мальчишка лет пятнадцати едет на огромном чёрном велосипеде. На багажнике у него закреплена ивовая корзинка. Он тормозит у какого-то дома, звонит в звонок и громко говорит, протягивая свёрток:
– Здрасьте, мадам Удо, вот ваш заказ.
Невидимая мадам Удо бормочет «спасибо», отходит, возвращается, и я вижу, как её рука опускает монету в ладонь курьера.
– Спасибо, мадам Удо, до свиданья, до скорого, мадам Удо.
Посвистывая, он садится в седло и глядит на то, как мы идём к нему. У него пухлые обветренные щеки, красные, покрытые светлым пушком руки и грязные ногти.
– Можно у тебя что-то спросить?
Он смеётся, и я отмечаю, что ему срочно надо к стоматологу.
– Спорим, я отвечу ещё до того, как вы успеете задать вопрос? Вы хотите узнать, где найти проводника. В точку?
Морис смотрит на него в упор. Старшим никогда не удаётся смутить его.
– Да.
– Ну, это несложно, выйдете из деревни по большой дороге, пройдёте триста метров и на первой ферме справа спросите папашу Бедара. Но сразу предупреждаю, он берёт по пять тысяч с носа.
Я бледнею. Морис тоже содрогается. Разносчик смотрит на нас, посмеиваясь.
– А теперь могу вам предложить другое решение, если потянете: я сам вас проведу и возьму всего по пятьсот франков. Это вам больше подходит?
Мы смеёмся с облегчением. А он, оказывается, симпатяга!
– Тогда я вам ещё кое-что предлагаю: я отдам вам свою корзинку и вы развезёте все заказы вместо меня. Это мясо, на каждом свертке адрес, запутаться невозможно, и чаевые ваши. А я пока что проверю силки для птиц. Встречаемся вечером в десять под мостом у пролёта. Мост найти легко, он тут один.
Морис протягивает мне свою сумку, которую я тут же надеваю, и берёт корзинку. Избавившись от своего груза, курьер вскакивает на велосипед и расплывается в улыбке, демонстрируя нам все свои гнилые зубы. Доехав до поворота, он оборачивается и бросает:
– Кстати, даже не думайте меня дурить, деньги я беру вперёд, так и знайте.
На сей раз отвечаю я:
– Да, да, деньги есть.
Он уносится на всех парах. Я оборачиваюсь к Морису:
– Мы наскребём эту тысячу франков?
Он озабоченно кивает.