Месс-менд. Части I и II

Шагинян Мариэтта Сергеевна

— Молчите! — мрачно ответил князь, сверкая глазами. — Это еще не Грузия, это Аджария.

— Предположим, — сухо ответил Вестингауз, — но где же ваша секретная база?

Князь Нико судорожно заерзал на сиденье.

Автомобиль заворотил в узкую улицу. Они неслись сейчас мимо глухих домов, глиняных заборов и пыльных фикусов. Над домами встала желтая каменная лестница, автомобиль обогнул развалины старой крепости, и перед ними открылось огромное здание с железными замками на воротах.

— Наши секретные склады! — пробормотал Нико, указывая вперед. — Здесь двести тысяч ружей. Порох. Военное снаряжение.

Автомобиль полетел

дальше, спускаясь по широкой дороге к морю.

— Наша секретная печатня, — разошелся князь, указав на маленький старый забор, скрывавший татарский домик. — Тсс! Молчите! Не глядите в ту сторону. А вон там, рядом, видите — белый красивый дом в саду и с колоннами — наша секретная база!

Автомобиль замедлил ход. Нико положительно сиял от гордости. Забыв всякую осторожность, он вскочил во весь рост и тыкал пальцем в белое здание, покуда Вестингауз не схватил его за кушак и не посадил обратно.

— Вы ведете себя, как дурак! — зашипел он ему на ухо. — И к тому же… черт вас побери, с какой стати на вашем доме этот проклятый знак?

Здание секретной базы, медленно отступавшее в сторону, было снабжено отчетливым рисунком серпа и молота.

Наступило небольшое молчание. Нико Куркуреки потер правую сторону носа левою рукою, в то время как крысиные глазки Вестингауза положительно въедались в него с назойливым любопытством.

— Я вас спрашиваю, для чего вы размалевали вашу секретную базу?

— Для безопасности, — угрюмо ответил князь.

Автомобиль сделал круг и остановился перед гостиницей. Прогулка наших путешественников кончилась. Князь Куркуреки получил отпуск на два часа для приведения в порядок своих дел с секретной базой, все же остальные занялись переброской вещей и самих себя на уютную белую аэростанцию, откуда «юнкерс» должен был доставить их по назначению.

Грэс только что швырнула саквояж и потянулась с усталым видом, вспоминая Мелину, как за спиной ее раздался шорох. Неприятный запах, преследовавший ее весь день, ударил ей в нос, и чья-то лапа легла на плечо.

Грэс вскрикнула. Перед ней стоял лакей Поль с глупейшим лицом в мире. Усики его шевелились, выпуклые черные глаза были маслены и черные волосы с пробором были маслены.

— Добрый вечер, мадам!

— Вы с ума сошли! — вспыхнула Грэс. — Что вам здесь надо?

— Будто уж и войти нельзя! — подмигнул Поль самым независимым образом.

— Вы пьяны?!

— Ничего не пьян, — взгляните-ка сюда!

Он вынул из кармана кружевной платочек и взмахнул им перед самым носом Грэс, вытаращившей на него глаза в немом ужасе. Платок был ее собственный, а к уголку его был привязан… свисток капитана.

— То-то, — медленно процедил Поль, захлебываясь от наслаждения. — Я знаю, банкирша, кое-кого, кто дорого даст за эту штучку!

Он еще раз взмахнул платком, задел Грэс по лицу, посмотрел на нее круглыми, рыбьими глазами и вышел.

Глава тридцать шестая

В сердце Азербайджана

По-видимому, секретные сношения князя со своей базой протекли не без терний и колючек. Нико Куркуреки опустился в кабину «юнкерса» в высшей степени странно настроенный. Он часто мигал, тер переносицу, упирал кулаки в бока, точно намеревался пуститься в пляс, и поджимал губы внутрь. Мосье Надувальян, принюхавшись, шепнул своему соседу, Мусаха-задэ, что кахетинское, конечно, можно пить, но только тогда, когда нет ширванского.

Впрочем, остальная публика вела себя не лучше. Монморанси при виде летательной машины потребовал, чтоб его усыпили и везли в бесчувственном состоянии. Вестингауз был встревожен внезапной болезнью своей жены, бледной и молчаливой, как сомнамбула. А лакей Поль, по-видимому, злоупотребил механической биологией своего хозяина, так как чихал, сморкался, хихикал и скалился без всякой к тому необходимости.

Пилот надел ушастую шапку и залез на свое место. Через десять минут они мерно неслись над горами Абхазии, разглядывая сквозь стекла кабины квадратики возделанных горных склонов. Всюду было довольство и работа.

— Хороший урожай, — произнес князь Куркуреки в высшей степени игривым голосом, — хороший виноградный урожай! Они выдумали новую штуку против филоксеры.

Вестингауз поднял голову и в изумлении уставился на тайного агента лиги.

— Я полагаю, — произнес он скрипучим голосом, — вы не радуетесь успехам агрикультуры у большевиков?

Нико шмыгнул носом. Куриная голова у американцев! Разве он говорит про большевиков? Он говорит про грузинские виноградники!

Оскорбленный таким оборотом дела, Нико окончательно замолк, сунул нос в позументы и заснул. Вестингауз, изучавший карту Закавказья с трубкой в зубах, кивнул головой татарину:

— Полковник, вы видите эту зубчатую полоску? Мы сделали крюк, чтоб опуститься в Баку. Вы, как лицо заинтересованное, можете располагать сутками для посещения своих родных, промыслов, комитета независимости и преданных нам войск. Изучите подступ к промыслам, наладьте связи с татарским персоналом. Это будет предварительной рекогносцировкой.

Полковник торжественно наклонил голову. Он не такой слизняк, как этот Куркуреки. Честный Мусаха-задэ соблюдал все заповеди Корана и не брал в рот ни кахетинского, ни ширванского. Он ястребиным взором смотрел вниз. Машина тихо прядала под ними, словно струйки фонтана или ртуть в градуснике. Вот, вырастая, как птица, внизу поднялись прямые белые крыши. Горизонт внезапно сузился, и «юнкерс» сел на бакинский аэродром. Тотчас же дверцы кабины раскрылись, и к Вестингаузу двинулась внушительная фигура статного молодого татарина.

— Ваши документы?

Мусаха-задэ вылез из кабины, злобно пыхтя.

Вот она, столица Азербайджана, город нефти. Давно ли он был его собственным городом, полным нарядных, франтоватых татарских войск. Несчастные жители! Несчастная страна!

Мрачно нахмурившись, Мусаха-задэ шел по шумным улицам, сострадательно взглядывая на прохожих. Если б эти несчастные знали, что он среди них, они побросали бы все свои тощие портфельчики и схватились за шашки, кинжалы, револьверы, чтоб сесть на коней и создать великую татарскую конницу. Все племена и народы, чтущие Магомета, стали бы его подданными. А он возлежал бы на подушках, как некогда Чингисхан, и творил правый, скорый и мудрый суд…