Месс-менд. Части I и II
Шрифт:
— Китайцы, — продолжала она, раскладывая по тарелкам что-то в высшей степени пахучее с непостижимой, прямо-таки беспримерной щедростью, — китайцы, как известно, не любят всякие там яйца из-под кур, которые к лицу подавать разве что мужику или мелкому торговцу. Они вкушают яйца выдержанные, с печатью. Вроде наших благородных сыров и благородных вин… Кушайте, кушайте, я их выдерживала специально для вас. Это яичница по-китайски, редкое блюдо!
— Бля! — сделал виконт Монморанси, роняя глоток обратно в тарелку. — Поль, вытрите мне усы!
Баронесса Рюклинг сильно удивилась, что никто не оценил ее редкого блюда, и радушно простилась с дорогими постояльцами, быстро выбежавшими из столовой.
Автомобиль подан. Шофер и лакей Поль принялись носить саквояжи.
Грэс бросила последний взгляд на голубую спальню и сунула в муфту кота. И в эту торжественную минуту Монморанси без помощи механика затратил еще фунта полтора внутренней энергии на самый честный обморок, опрокинувший его головой вниз, ногами кверху, между креслом и камином его номера.
Потребовалось значительное усилие со стороны лакея Поля, чтоб привести его в чувство. Лакей Поль влил ему в горло несколько капель рому, валерианки, хинину, даже горькой воды и только когда все это вытекло обратно и он по ошибке воткнул виконту в рот ложку с китайской яичницей (переданной баронессой в «людскую»), только тогда по телу Монморанси прошла судорога, ресницы его затрепетали, и он ожил. Но вместо того, чтоб встать, он втянул голову, насколько это возможно, в плечи и прошептал:
— Поль! Они уехали?
— Ждут вашу милость, — ответил лакей.
Виконт глубоко вздохнул.
— Вы уложили мой ящик?
— Так точно.
— Не можете ли вы… гм… Не можете ли вы, Поль, запоминать за меня все, что происходит, и записывать это в последовательном порядке? Человека старит изобилие впечатлений. Память есть смерть, как говорит Врун-си-пьян… Вы понимаете?
Лакей Поль решительно ничего не понимал, кроме необходимости как можно живее стащить виконта в автомобиль.
— Обопритесь на меня, ваше сиятельство, — предложил он, хватая своего барина в охапку, — шагните ножками. Не извольте волноваться, если нужно что запомнить, я проставлю себе в книжку под календарным числом — день в день!
— Вот именно! — облегченно ответил виконт. — Вы будете моей мнемой, Поль, запомните, мнемой. Люди стареют от балласта памяти… Складывайте все это в свою память и, если хотите, пользуйтесь моими сигарами. Уф! Не напоминайте мне никогда о том, куда я еду и что я еду вообще!
Глава тридцать четвертая
Мнема их сиятельства
Согласно распоряжению, начинаю запись мнемы господина виконта. Полагаю, их сиятельство взваливают ее на меня по причине боязни судебного следствия. Но и я не дурак.
Сегодня с четырех часов дня началось мое сильное впечатление. Доехали мы до города Марселя. Пройдясь по берегу перед отплытием, заметил трех осанистых людей, которых встречал в пансионе «Рюклинг» раз или два. Один — ястребиного взгляда, в кафтане с серебряными позументами, другой — пониже, с обритой головой, в широких штанах, и третий совсем невысокий, но при значительном объеме тела, в хорошем английском костюме первого разряда и в цилиндре. Они ходили и говорили на неизвестном языке.
В час отплытия они поднялись на пароход и оказались нашими соседями. Их имена в пароходной книге:
Князь Нико Куркуреки.
Полковник Мусаха-задэ.
Мосье Надувальян.
Путь следования, как и наш, на Батум.
Не успели мы отойти от Марселя и поехать по воде, как капитан парохода вышел на мостик в мундире военного вида, при звездах, с обшлагами, через всю грудь опоясанный лентой.
Команда, сколько ее ни было, тоже высыпала на палубу в мундирах военного вида, при звездах, с обшлагами. Из кочегарки полезли черные рожи, и те в мундирах, при звездах и с обшлагами. Войдя в открытое море, они выбросили на корме неизвестный мне флаг и начали горланить дикие песни. В эту самую минуту я увидел среди них жену банкира в меховой накидке, с котом в руках, с распущенными из-под шляпки кудрями. Она заливалась, совсем как парижская девчонка, показывая все свои зубы. Разговор между ними шел на французском языке.
— Я в восторге! — хохотала банкирша, точно ее щекотали под мышкой. — Чудно придумано! Но неужели и поваренок, и кочегар, и матросы?..
— Все, мадам, — офицеры его императорского величества. У нас нет ни одного человека ниже чина поручика.
— А если вас поймают?
— В дружеских морях нас никто не поймает! — воскликнул капитан. — Взгляните, мадам, в эту трубку. Вы видите — на горизонте французский сторожевой крейсер. Он видит нас, как мы видим его… А теперь встаньте.
Банкирша встала.
— Осмотрите наше судно. Купеческий пароход «Лебедь», не правда ли? Все точь-в-точь как на купеческих пароходах. Теперь внимание!
Он вынул из обшлага какой-то предмет и свистнул на манер кобчика. В ту же минуту перед ними раскрылись круглые люки. Из них полезли наверх пушки. В борту с треском подскочили вентиляторы и обнаружились круглые дыры. Пушки легли носами в дыры, а снаружи раздался грохот— точь-в-точь, как на городской улице, когда купцы закрывают магазины железными щитами, и весь пароход оделся в броню.
— Не угодно ли встать на мостик?
И банкирша, как была с котом, полезла на мостик. Я задрал голову. Раздался громовой салют из пушки холостым зарядом и вслед за ним — ответный салют с французского крейсера. Банкирша захохотала. У меня же началось под мышками сильное биение нерва, так как я подразумел во всем этом уголовные деяния по кодексу законов и сильно захотел возвратить обратно мнему господина виконта, каковая, будучи найдена при мне, может послужить уликой. Однако я ничего не успел сделать, услыша звонок к обеду. Все спустились вниз, и я повез господина виконта к его месту, достал из ящичка электрическую жевалку, каучуковую проглотку и слюнетягу из морской губки, разложил все это возле его прибора и принялся орудовать. Как и следовало ожидать, капитан и команда выразили большой интерес, и все наперерыв хотели испробовать наши инструменты, против чего я был в сердечном неудовольствии. Особенно досталось слюнетягу, которую они прикладывали без всякого соответствия к различным местам, не считая, что возле сидит дама. Господин виконт объяснял короткими словами, сколько сил у человека уходит на рефлекс и какую экономию жизни они могут приобрести. Насчет слюнетяги господин виконт выразились, что ей ко всему прочему принадлежит оживление желудочного сока и впрыск всего организма.