«Мессершмитты» над Сицилией. Поражение люфтваффе на Средиземном море. 1941-1943
Шрифт:
Меня разбудило движение в соседней комнате. Толстяк накрывал стол к завтраку. Яркий свет просачивался через перекладины ставней. Было 5 часов утра.
Я взял телефонную трубку и повернул ручку.
– Соедините меня с командным пунктом, пожалуйста.
– Командный пункт слушает, гауптман Кегель.
– Есть что-нибудь новое для доклада? Сколько самолетов мы можем поднять в воздух?
– У нас по-прежнему нет никаких приказов от флота или от инспектора истребителей. Радиосвязь было невозможно установить, и мы не имели телефонной связи более чем на несколько минут подряд. Мы все
Наши немногие уцелевшие самолеты были рассеяны по аэродромам Трапани, Шакка и двум передовым взлетно-посадочным площадкам. Перспективы были мрачными, так как мы больше не имели запчастей. Мы не могли поднимать против врага самолеты, если их рации были неисправны, тормоза бесполезны или вооружение плохо синхронизировано. Таковы были технические законы воздушной войны, которые управляли нами. Согласно донесению службы радиоперехвата, соединения бомбардировщиков уже приближались к Мессинскому проливу.
– Я прибуду на командный пункт в течение получаса.
– Очень хорошо, господин майор.
Сквозь распахнутые французские окна, ведущие на балкон, утреннее солнце бросало яркий прямоугольник света на стол и противоположную стену с большим зеркалом. Толстяк накрыл на стол скромно. На голом дереве стояли толстые фарфоровые кружки армейского образца и пустые тарелки, около каждой – нож. Очевидно, все остальное он уже упаковал для отхода, хотя понятия не имел, как собирается транспортировать все это. Листья бугенвиллеи в вазе увяли. Увидев их, я вспомнил наш «обед» предыдущей ночью.
Когда я вошел, Бахманн поднялся. Он был одет в свежевыстиранную тропическую форму, позади его стула стоял пилотский вещевой мешок из синей парусины, снабженной парой ремней, чтобы его можно было нести за спиной.
Толстяк налил кофе и остался около стола, чтобы слушать, о чем мы говорим, боясь, что мы можем оставить его здесь одного или даже забыть. Когда я вяло потягивал кофе, мои глаза наткнулись на «Adler im S"uden» – газету воздушного флота, которую Бахманн привез из Джербини.
Это был номер от 10 июля. Его первая полоса, мятая и запятнанная кофе, пестрела заголовками о «героических оборонительных боях» и решимости «сбросить врага обратно в море».
Как отвратительно, подумал я, что они должны распространять броские фразы, подобные этим, когда каждый знал, что ни одна из них не была правдой.
Мы добрались до командного пункта, не встретив по дороге ни одной души. Словно зная, что их страдания почти закончились и что мы должны будем отступить, сицилийцы отсиживались за закрытыми дверями. Как следствие, в сельской местности, через которую мы ехали, царил абсолютный мир, единственным диссонансом были грохот нашего «кюбельвагена» и шум его двигателя.
К этому времени пилоты вернулись из разведывательных полетов. Они сообщили об интенсивном движении между Тунисом и Пантеллерией – возможно, кораблей снабжения. Когда они пролетели над островом, взлетели истребители. Аэродром был заполнен одномоторными машинами – «тандерболтами». Противник чувствовал себя настолько в безопасности, что даже не использовал каменные капониры, построенные до этого итальянцами.
1-я
В тот момент, когда я в сотый раз добивался информации о числе «Ме», которые мы могли поднять в воздух, из барака вышел Бахманн с журналом телеграмм в руке.
– Это только что получено из Корлеоне, господин майор, – сказал он и громким голосом – достаточно громким для того, чтобы фактически каждый мог его слышать, – начал читать: – «Западная часть Сицилии будет эвакуирована. Все пригодные для полетов самолеты 77-й истребительной эскадры должны немедленно перелететь на материк. Наземный персонал должен быть без задержки отправлен по северному побережью в Милаццо. Приказ фюрера о том, что ни один солдат не может покинуть остров, все еще в силе. Инспектор истребительной авиации, Сицилия».
Итак, все решено. Возможно, это был результат скромной, невидимой работы Лютцова. Фактически это означало, что Верховное командование допускало, что сражение проиграно. Достаточно странно, но эффект от этого не был деморализующим. Напротив, казалось, что будущее снова имеет некоторую перспективу – нового начала, возможно, даже победы. Такое воздействие оказывал на солдат четкий приказ.
– Который час?
– Восемь тридцать.
– Кегель, передайте приказ 1-й группе в Шакку; они должны живее двигаться, если собираются добраться до Милаццо вовремя. И вам лучше начать уничтожение нашего снаряжения.
Словно предлагая закрыть эту конкретную главу, с севера над горой Эриче появились «мародеры». Хенрих доложил, что перехватил их радиопереговоры, и, пока он говорил, в действие вступила зенитная артиллерия.
Прицеливание бомбардировщиков было плохим. Весь их груз ушел на то, чтобы перепахать оливковую рощу в конце аэродрома и сорвать крыши с одного или двух деревенских домов. Когда зенитки прекратили стрелять, люди снова продолжили свою работу, как будто ничего не случилось.
Интересно, как далеко продвинулись американцы? Телеграмма инспектора истребительной авиации добралась до нас через несколько ретрансляционных станций, поскольку у нас уже отсутствовала прямая связь с восточной частью острова. Мы должны были спешить, чтобы наш транспорт не отрезали. Если американцы продвинулись бы далеко на север к прибрежному шоссе, то для эскадры это означало бы конец.
Я задался вопросом, что делать дальше, и не придумал решительно ничего лучшего, кроме как расслабиться в шезлонге под тентом около барака и ждать, когда будет закончена работа по разрушению – все сожжено, взорвано или разбито вдребезги. Было абсолютно бессмысленно предпринимать попытки любых новых вылетов.
Я стану наблюдать, как они один за другим взлетят, чтобы приземлиться на материке, затем я буду свободен, освобожден от ответственности. В течение нескольких дней у меня не будет связи, я не буду участвовать в боях, окажусь вне службы и текущих дел.