Мессия Дюны
Шрифт:
– Сколько раз я уже говорил это? – спросил Скитале, подталкивая ее к двери.
Голос его, с гордостью подумал Скитале, в точности соответствовал обличью. Голос старика фримена… он уже умер, конечно.
Скитале вздохнул. Он ведь действительно испытывал сочувствие к своим жертвам, да и они не могли не знать, что находятся в опасности. А теперь следует предоставить последний шанс женщине.
Во время своего становления империи
Совещание Императорского совета не ладилось. Алия сразу почувствовала, что напряженность успела как следует окрепнуть. Это было заметно по тому, как Ирулан старалась не смотреть на Чани, Стилгар нервно перекладывал бумаги, Пауль хмуро глядел на Корбу, Верховного квизара тафвид.
Алия села в конце золотого стола. В окнах, выходящих на балкон, пылало полуденное солнце.
Корба, замолкший, когда она появилась, вновь обратился к Паулю:
– Я хочу сказать, сир, что теперь богов стало меньше, чем прежде.
Закинув голову, Алия расхохоталась. Черный капюшон ее абы соскользнул с головы: синие-на-синем «глаза Ибада», овальное лицо матери под шапкой бронзовых волос, широкий полногубый рот.
Выступивший на щеках Корбы румянец был едва ли ярче его оранжевого одеяния. Он яростно поглядывал на Алию – кипящий гневом гном, сердитый и лысый.
– А знаешь ли ты, что говорят о твоем брате? – дерзко спросил он.
– Могу сказать, что говорят о твоем Квизарате, – парировала Алия. – Вы не слуги бога, вы – шпионы его.
Корба взглядом попросил поддержки у Пауля и произнес:
– Мы посланы заповедью Муад’Диба – дабы знал он правду о людях своих, а они о нем.
– Шпионы, – повторила Алия.
Корба, надувшись, умолк.
Пауль посмотрел на сестру, удивляясь, почему она принялась дразнить Корбу. Он вдруг заметил, какой женственной сделалась Алия, в первом цветении невинной юности. Непонятно было, как он ухитрялся до сих пор не замечать этого. Ей было пятнадцать, нет, почти шестнадцать: Преподобная Мать – девственница, невинная жрица, объект трепетного поклонения суеверных масс – Алия, Дева Ножа.
– Сейчас не время и не место для легкомысленных выходок твоей сестрицы, – заметила Ирулан.
Не обращая внимания на выпад, Пауль кивнул Корбе:
– Площадь полна паломников. Выйди и возглавь их молитву.
– Но они ожидают вас, милорд, – отвечал тот.
– Надень тюрбан, издали никто не догадается, – отмахнулся Пауль.
Заставив себя подавить раздражение, вызванное подобным пренебрежением, Ирулан смотрела, как покорно повиновался Корба. Она вдруг тревожно подумала: что, если Эдрик не в силах спрятать ее от Алии? В чем можно быть уверенным, когда речь идет о его сестре?
Стиснув руки на коленях, Чани через стол глядела на дядю своего, Стилгара, первого министра Пауля. Кто знает, не снедает ли старого фрименского наиба вечная тоска по простой жизни Пустынных сиетчей? Черные волосы
Потревоженный взглядом Чани, Стилгар оглядел Палату Совета.
Сквозь выходящее на балкон окно был виден Корба. Он благословлял толпу, простерев к ней руки, и вечернее солнце озаряло его багровыми отблесками. На миг Стилгару показалось, что придворный квизара тафвид распят в огненном колесе. Корба опустил руки, видение исчезло, но потрясение не проходило. Мысли Стилгара обратились к раболепным просителям, ожидавшим в приемном зале, ко всей ненавистной помпе, окружавшей трон Муад’Диба.
Разговаривая с Императором, всякий стремится обнаружить его ошибки и слабости, – подумал Стилгар. – Святотатство. Но уж таков человек.
Корба вернулся, и вместе с ним в Зал Совета ворвался далекий гул толпы.
Дверь балкона с глухим стуком легла на уплотнение, пригасив доносящиеся снаружи звуки.
Пауль внимательно глядел на священнослужителя. Корба уселся по левую руку его, озираясь остекленевшими глазами фанатика. Миг религиозной власти всегда приносил ему упоение.
– Дух посетил нас, – произнес он.
– Благодари за это Господа, – отвечала Алия.
Губы Корбы побелели.
Пауль посмотрел на сестру, озадаченный мотивами ее поступков. Невинная внешность ее обманчива, он прекрасно понимал это. Она ведь тоже плод генетической программы Бене Гессерит, как и он сам. У нее тоже гены Квисатц Хадераха. Но между ними всегда было таинственное различие – ведь когда мать их, леди Джессика, преобразила в себя яд меланжи, Алия была еще крохотным эмбрионом, маленьким зародышем в материнском чреве. Мать и дочь стали Преподобными одновременно. Но одновременность не означает идентичности.
Алия рассказывала ему, как в единый страшный миг она обрела сознание, как в память ее хлынули все несчетные жизни, которые мгновенно проживала тогда ее мать.
– Я была и нашей матерью, и всеми остальными сразу, – говорила она. – Еще не доношенная и не рожденная, я стала старухой.
Алия почувствовала, что Пауль думает о ней, и улыбнулась брату. Выражение его лица смягчилось. Действительно, на Корбу нельзя смотреть без улыбки, подумал он. Что может быть забавнее воина-смертника, ставшего жрецом?
Стилгар зашелестел бумагами.
– Если повелителю угодно, – обратился он к Паулю, – рассмотрим срочные дела, не допускающие промедления.
– Тупайльский договор? – спросил Пауль.
– Гильдия требует, чтобы мы подписали его вслепую, не имея информации об истинном расположении планет Тупайльской Антанты, – проговорил Стилгар. – Кое-кто из делегатов Ландсраада поддерживает их.
– Что в этом неотложного? – спросила Ирулан.
– Это решает мой Император, – отвечал Стилгар. В строгой формальности ответа консорт-принцесса услышала всю его недоброжелательность по отношению к ней.