Месть Демона
Шрифт:
Конечно, все знал не я сегодняшний, а тот, кто был мною неделю назад, мое второе «я». Но какая-то память, вероятно, передается…
Я до сих пор не нашел границу между собой и моим вторым «я», просто потому, что одновременно существует только кто-то один из нас. Знаю о нем только то, что рассказывают люди. А говорят они нечто невразумительное и очень неприятное. Как мне удалось понять, мое второе «я» — нечто вселяющее ужас.
Конечно, это странно, но что я-то могу с этим поделать? Никто не считал меня опасным до первой в жизни выпитой рюмки. Но после того как это случилось,
Людям мое второе «я» почему-то не казалось странным, как мне. Некоторые видели его задумчивым и молчаливым, чурающимся любого общества, предпочитающего либо сидеть дома до полного протрезвления, либо находить безлюдные места и прятаться там.
И совсем другое видели те, кто хоть раз сделал мне зло: мое второе «я» могло избить, напугать, ответить непристойной грубостью.
Если говорить честно, второе «я» мне совсем не мешает, оно незаметно, за исключением тех редких случаев, когда действует. Да и при этом не набрасывается на случайных прохожих, а избивает лишь тех, кто доставил мне немало неприятностей. А вот репутация, которую создали мне его расправы, меня не устраивает, как и то, с какой болезненной жалостью на меня смотрят люди.
Конечно, в разговорах обо мне больше придуманного, чем реального, но опровергнуть я ничего не могу, потому что ничего не помню. Этим пользовались все, кто хотел, особенно поначалу. На меня валили чуть ли не каждую драку в городе, хоть из дому не выходи. Глупо это было и очень болезненно.
Я разочаровался в людях. Прозрение, что многие мои друзья являются на самом деле моими недругами, оказалось трудным и горьким. Чуть позже пришло осознание, что я опасно болен. Мои прежние товарищи отводили глаза при встрече. Им было страшно со мной. Девушки стали обходить меня стороной, и довольно скоро я стал окончательно одинок.
Что мне было делать? Я уехал в другой город и поступил в институт, но и это не помогло. Через какое-то время и там стало известно, что я собой представляю. До сих пор я благодарен одной женщине-профессору, которая вступилась за меня, тем самым помогла мне выбраться из серьезных неприятностей.
Правда, при этом было выдвинуто одно условие: после получения диплома я должен был немедленно уехать.
Я выполнил свое обещание и вернулся домой, но здесь мое одиночество стало еще больше, потому что умерли родители. До сих пор считаю, что в этом тоже повинна моя болезнь. Они так и не смогли смириться с тем, что их сын родился не таким, как все остальные люди.
Я занялся изучением своего второго «я». Конечно, в этом большей частью вынужден был довольствоваться слухами. Из них мне стало известно, что тот, кто живет во мне, не любит привлекать к себе внимание и не разговаривает с людьми, голоса его никто не слышал, хотя он как-то говорит.
Этого я так и не понял: как можно разговаривать с людьми, не раскрывая рта? Но так рассказывали люди, и я внес это в разряд загадок, которыми полно мое второе «я».
Для себя выяснил, что оно знает все, что известно мне, к тому
Может ли оно убивать? Если честно, то я не знаю. Было несколько случаев, когда те, кто обижали меня или использовали мою болезнь в своих целях, потом оказывались в больнице.
Но раньше обходилось без смертей, правда, тогда не было и причин лишать кого-то жизни.
Неясное чувство говорило мне, что мое второе «я» способно на убийство. У него нет моральных устоев, оно первобытно и часто не задумывается о последствиях своих действий.
Увы, от этих размышлений ничего не меняется в моей жизни. Она становится хуже день ото дня, и я не знаю, как это остановить.
Теперь и для милиции я стал главным подозреваемым во всех убийствах, совершаемых в городе, а это уже грозит не просто большими, а очень большими неприятностями. Кажется, будто попал в какую-то машину, которая затягивает меня в свое механическое нутро, чтобы перемолоть, и не остановится, пока это не сделает.
Если я уеду из города на несколько дней, это пойдет мне только на пользу — во-первых, выведет меня временно из числа подозреваемых, во-вторых, даст возможность отдохнуть, отвлечься от мыслей о смерти Ольги и подумать, наконец, о том, как жить дальше. И стоит ли вообще жить?
Вечерело. Я лежал на полу балкона и смотрел в летний шелестящий листьями сумрак, изредка поднимая голову к звездам.
Я чего-то ждал. Дорожная сумка у меня была собрана, там лежали: смена белья, полотенце, зубная щетка и паста. Вполне достаточно, чтобы прожить у сестры неделю.
Теплый ветерок обвевал меня, понемногу начиная отдавать ночной прохладой.
Пронзительный звонокРаспахиваю дверь.Там никого…Лишь мокрые следы на черных половицах.Я поднял голову. Нет, не послышалось, звонок действительно прозвучал. Казалось, на светлом паркете тают яркие сочные звуки, оставляя после себя звенящую тишину.
С трудом поднялся и поковылял к двери.
Со сна двигаться не очень-то приятно, да и ноги все еще болели после похода на свалку. Я открыл дверь, даже не спросив, кто за ней, и недоуменно остановился, разглядывая сумрачную лестничную площадку. Никого… только на полу около моей двери лежал аккуратный сверток из вчерашней газеты
Я развернул его и увидел окровавленный нож настолько знакомой конфигурации, что у меня екнуло сердце, и неприятный холодок прокатился по телу, поднимая волоски.
Кровь на клинке давно высохла, и, когда я взялся за рукоятку, она коричневым порошком осыпалась на пол.
Этот нож я делал сам. Долго, кропотливо, используя знание древних мастеров. Сама форма лезвия была необычна, ее тоже нашел в старых книгах об оружии. Рукоятка повторяла контуры моей сомкнутой ладони. Я вырезал ее из скрученного ореха — искал подходящий материал, пока мне не привезли корень из Таджикистана, — а позже оплел рукоятку прочным кожаным ремешком, чтобы она не выскальзывала из потной ладони.