Месть донатера
Шрифт:
— Таким, как ты? — в ее голосе слышались подступающие слезы, но он был еще и сильным и звонким.
— Таким, как я. Вы истинная суть этого мира, а мы, бессмертные, всего лишь гости. Не стоит вам позволять гостям становиться хозяевами и устанавливать и здесь свои правила. Я разрушил твои планы и твой брак Марта Изваэль Гейдельберг. Но первый долг правителя- перед своим народом. Выполни его, девочка и будь всегда верна истинным жителям этого мира.
— Я тебя убью, бессмертный! Окончательной смертью убью! Даже если для этого понадобится тысяча лет! — слезы в ее голосе почти высохли и теперь он звучал с упрямой уверенностью.
— Сам справлюсь. — слова древнего
— Помни мои слова, истинная. Не доверяй бессмертным. Свой мир мы уже изгадили.
— Я запомню твои слова, убийца моего мужа! — мгновения слабости прошли и перед огромной толпой стояла излучавшая уверенность и властность владычица и наследница. Снежная королева. И сверкающее в лучах солнца платье ее было королевской мантией.
— Я, Марта Изваэль Гейдельберг, по праву наследования принимаю во владение клан Крылья, все его имущество, подтверждаю все его договора и обязательства. Я обязуюсь приложить все силы и старания, дабы в кратчайшие сроки восстановить блага и благословения клана для каждого соратника на прежнем уровне, а в дальнейшем и приумножить. Клан не станет делить разумных на истинных и бессмертных — мы рады всем трудолюбивым и старательным братьям и сестрам. Каждая медная монета будет работать на благо нового клана — богатого, сильного и независимого клана Крылья Гейдельберга.
Глава 33. Жестокость реала
Реал. Москва.
Крышка отлетела с грохотом. Разъяренным медведем Алексей выломался из капсулы, а затем резким пинком опрокинул ее, превращая в хлам безумно дорогое оборудование. В комнате запахло паленой проводкой, а по полу растекалось пятно бледно-розового мятного геля. Ледяной душ обжег тело, но бешенство не отступило- стало только более холодным и расползлось в каждую клеточку тела.
Отец был в столовой, смакуя, видимо, нечто французское — в глаза бросился лишь лист базилика и нутро развороченного баклажана. Промокнув рот, он скользнул взглядом по мокрымпрядям и бешеным глазам:
— Похоже, плохие новости.
— Он. Меня. Убил.
Извольский знал сына неплохо — налитое кровью лицо ивыступившие на шее вены говорили о крайней степени бешенства- но голос Алексея был ровный и холодный. Плохой, очень плохой знак. Многолетний опыт подсказал отцу, что вряд ли сын так расстроился бы из-за простой игровой смерти, а потому, мгновенно рассчитав варианты, он предположил:
— Коготь? Ну, тот самый кинжал, которым вы его? Уработали? Так?
— Так.
— Неприятно. Очень неприятно, да. С другой стороны, сейчас у тебя есть возможность создать идеального персонажа. С мощью твоего клана …
— А нет больше клана…
Вот теперь и старый Извольский напрягся всерьез. Ледяное спокойствие сына, холодный голос, дрожащие уголки губ- все это было необычно, а потому пугало до дрожи. Владилен Романович предпочел бы прежнюю буйную злобу- выместив свой гнев на неповинной технике и мебели Алексей всегда становился опустошенным, усталым и легко управляемым. Сейчас это была взведенная бомба, зуммер которой непрерывно звенел, оповещая, что страшный взрыв возможен в любую секунду.
Отец отодвинул едва начатую тарелку, которую мгновенно унесла безмолвная горничная. Одного движения его пальца хватило, чтобы вышколенная прислуга растворилась, а потому наполнить пузатые бокалы пришлось самому.
— Пей. — Алексей махнул коньяк залпом, отец же лишь пригубил и привычно полузакрыл глаза:
— А теперь рассказывай. Подробно. Все.
И Алексея прорвало. Захлебываясь, путаясь,
Старый слушал.
Неистовая буря ярости, размытая крепкой долей коньяка, изошлась в дождь обид, обвинений и криков и превратилась, наконец, в слезную жалобу обиженного ребенка всемогущему отцу.
— Он заигрался. — негромко сказал Владилен Романович, но Алексей мгновенно замолчал, внимательно ловя каждое его слово.
— Знаешь, я даже как-то зауважал этого твоего… покойника.
Алексей, было, сморщился, но последнее слово отца зажгло на измятом истерзанном лице хищную улыбку. Отец продолжил:
— Он ведь прекрасно понимает, с кем он воюет и что его ждет- но продолжает драку.
— Думаешь привлечь его работать на себя?
— Вот уж нет. Такие, как он- крайне проблемные работники. Талантливые- да, инициативные- да. Но крайне неуживчивые и скандальные. Им не словно не знакомо понятие субординации, а за свое мнимое чувство собственного достоинства они готовы биться до последнего.
— Я заметил.
— Нет. Ты даже всерьез и не понимаешь, что им движет. Будь ты на его месте- ты плясал бы от радости. Ведь ты бы спас главное-деньги! И самой главной твоей заботой была бы не месть- а как надежно защитить и спрятать обретенное сокровище. Он же- иной…
Впервые после начала этого сумасшедшего марафон Алексей всерьез задумался. Открывшаяся ему вдруг с другой стороны картина неприятно удивила его. Банальная схватка за деньги вдруг превращалась в несмываемое оскорбление- и получалось, что Бредущий- в своем праве. Даже думать эту мысль было неприятно. Ибо получалось, что виноват кругом только сам Леша Извольский.
— И что теперь делать-то? Простить?!
— Шутишь?! Стоит показать, что из бока старого Извольского можно безнаказанно вырвать клок мяса- до костей обглодают. А может, и кости сожрут. Такое не прощается. Он перешагнул черту. Дальше только война.
Глава 34. Перехват
Реал. Москва.
Перехватили внаглую, прямо на Тверской, за пару кварталов от Пушкина, где Егор намеревался, наконец, пообедать. Никаких классических мордоворотов и стволов — пара плотных ребят в джинсе и попугайно- разноцветных майках, незаметный укол и обмякшее тело даже не успело осесть, подхваченное в людской сутолоке крепкими руками. Поддерживающие расслабленно висящего Седова, парни без проблем двигались в ритме толпы и буквально вынесли тело к ярко-красной Тойота Краун Легендс — электрической реплике одной из самых известных древних моделей фирмы. Машина вильнула, изящно встроившись в непрерывную ленту потока, автопилот пискнул, принимая управление по заданному маршруту.