Месть донатера
Шрифт:
Реал. Москва.
Истерического старика уже давно выволокли, но раздражение следователя никак не проходило. Пальцы жили своей жизнью и на экране визора вдруг, как живая возникла она- Марта Извольская, в девичестве Марта Карловна Нойберг- дочь обрусевшей и обнищавшей немецкой фамилии. Странно, но на фотографиях она была то откровенно нехороша, то поразительно прекрасна. Битый жизнью офицер всерьез грешил вначале на грим и ретушь- но на большинстве профессиональных фото она, как раз, и казалась непривлекательной и пустой куклой. А вот в джинсах, майке и в окружении голоногих детей — он жадно всматривался в бесхитростное конопатое лицо и словно видел улыбку матери. Своей, рано ушедшей, но намертво врезавшейся в память. МАМЫ. Той, что любит безо всяких условий. Той, что воспевают поэты и бродяги-сидельцы. Черт. В сети можно найти совсем не все- но десяток звонков по старым
Жизнь, что покруче любого романа, связала состоятельного уже бизнесмена и провинциальную учительницу музыки. Он приехал в ее захолустный задрипенск по совету бухгалтера, чтобы через благотворительность оптимизировать налоги. И без нее уехать уже не смог. Провинциальная простушка, воспитанная бедными немцами, она трогательно старалась быть ему настоящей женой и очень огорчалась, что никак не удавалось забеременеть и так же искренне торжествовала, подарив мужу долгожданного наследника. Драгоценности, Мальдивы и рестораны- эта сказка была не про нее — она жила и дышала классической музыкой, растворяясь в ней без остатка. Она дышала другими людьми и ради других людей- и когда сообразительный Извольский в день ее рождения тайком притащил дорогущий Veber не домой, а на сцену ее небогатой музыкальной школы, вывел ее в зал и снял повязку с глаз, а она расплакалась от счастья на его груди- он жалел только о том, что не купил премиальный Стенвей. Хотя прекрасно понимал, во что очень скоро превратится дорогой инструмент в самой обычной музыкальной школе. Она сдала в автосалон подаренную ей машину- причем за полную стоимость, разбередив до слез и соплей циника Колю Бережного — того самого, что мог эскимосам снег оптом продавать. Когда подъехал огненно-красный мерин Коля Бережной ждал всего — но не растрепанное веснушчатое рыжее чудо, отчаянно краснеющее оттого, что куда мне такая машина, а там такие хорошие ребятки, но они сельские, а общежитие только коммерческое, но учиться они хотят. Поняв благо половину сбивчивой речи, Коля сам вынес ей всю сумму наличкой и отвез ее в банк, а потом в скромный тогда еще особняк Извольских.
— Ты ее береги, Владя- ошалевшее бормотал Бережной, вручая Извольскому отчаянно трусившую от своего самоуправства Марту.
— Сберегу — пообещал Владилен, одной рукой нежно обнимая краснеющую жену, а второй от души пожимая лопату Коли Бережного.
Не сберег. Они жили в достатке, но не более — видимо есть что-то действительно мотивирующее в ненасытных стервах, которым никогда не бывает достаточно- Марта довольствовалась малым и в благотворительности своей, благодаря немецкой прагматичности, тоже видела края. А потому денег на жизнь и расходы хватало, остальное крутилось в деле. Марта скрывала все до последнего- думала нервы и пройдет. Не прошло. Потеряла сознание. МРТ. Нужна срочная операция в Израиле. Счет на дни. Он продал и перезаложил все, что можно. Занял где можно и даже где совсем нельзя. Просто не успел. Она ушла всего за пять дней- но голову его сдвинули неосторожные слова доктора- если бы деньги у вас были в самый первый день — ее можно было бы попытаться спасти. Как и почему это было сказано- теперь уже и не вспомнить. Но Владилен Извольский, отец пятилетнего ребенка, больше никогда не занимался благотворительностью. Не подавал нищим. Раздал долги- люди поняли и почти никто не попросил проценты. Почти. Бизнес Извольского изменился- добродушный пузатый торгаш стал неожиданно поджарым цепким и агрессивным дельцом. Если бы были деньги- можно было бы спасти. Только это стучало теперь в его голове. Он рисковал, влезал в самые авантюрные проекты. И выигрывал. Ибо у него была великая цель. Он теперь твердо знал, что жизнь можно купить. А благотворительность- не работает. И хотя его денег уже с лихвой могло бы хватить на много тысяч самых дорогих операций в самых дорогих клиниках- он не мог да и не хотел останавливаться. За десятилетия он свыкся с новой целью- зарабатывать и копить. Копить и зарабатывать. Деньги- это безопасность его семьи, в которой остался только малолетний Леша Извольский. ЕЕ сын. Деньги- это жизнь. ЕГО жизнь. На свою жизнь ему было глубоко плевать- слишком много раз она стояла на кону и висела на волоске. Бандиты, наемные убийцы, продажные менты, прочая грязь — плевать, все это деньги. А деньги не пахнут. Важен лишь процент дохода. Когда бесхребетное государство позволило ростовщичество, он с головой погрузился в микрозаймы и больших тварей, чем его коллекторы, в городе, пожалуй, что и не было. Но они приносили прибыль. Сотни процентов прибыли.
За окном расстилался обычный московский пейзаж. У окна, умостив подбородок на сцепленные в замок руки, сидел слегка седеющий уже следователь, задумчиво глядя вдаль. Иногда он тихонько вздыхал и сквозь сцепленные зубы вырывался полушепот:
— Ох, Извольский… Ох и нахреновертил же ты, старый ты дурак, Извольский…
Глава 40. Сделка
Реал. Москва.
Два дня старик то выл, то замыкался в себе, превращаясь в безмолвную статую. На третий день Извольский потребовал допроса, дабы сообщить важную информацию. К следователю вошел идеально выбритый и причесанный благообразный крупный бизнесмен Извольский Владилен Романович- от истерики не осталось даже воспоминаний.
— Добрый день, гражданин следователь. Я попрошу вас меня выслушать- я хочу с вами договориться и мне есть что вам предложить. — он зашелестел зеленой ученической тетрадкой, заполненной огрызком простого карандаша- все, что было предоставлено по его просьбе о писчих принадлежностях. Впрочем, указанные суммы и счета даже в таком убогом исполнении выглядели очень и очень серьезно.
— Общая сумма активов на сегодняшний день получается около четырехсот миллионов евро. — Извольский закашлялся и следователь мгновенно подал ему стакан воды. Старик презрительно дернул уголками губ — какими бы они не были бессребрениками- такие суммы всегда внушают уважение.
— Я перевожу все эти активы на указанных вашим начальством лиц. Сам и добровольно. И в результате средства эти получат совсем не дойчи. А вы. Вы и ваше начальство. И если я обокрал народ и все это преступно нажил- старик взмахнул рукой на начавшего, было, говорить следователя.
— Я не дискутирую, нет. Вор так вор, преступник так преступник. Все так. Я мразь и обокрал народ- но на эти деньги можно соорудить не одну больницу. Теперь решать придется вам, что вам важнее- прижать одного мерзкого старикашку и его блудного сынка или вернуть государству довольно-таки внятную сумму.
— Кстати- по сыну вашему- изнасилования эти…
— А, побеседовали уже- искренне рассмеялся Извольский.
— И как вам убитые горем шлюшки — пострадавшие? Несчастные забитые простушки?
— Да уж, пробы негде ставить. Ни одной нормальной…
— Так откуда нормальным-то взяться? Он же все в клубах дорогих развлекался да в ресторанах класса премиум, а между ними на люксовой машине. А в дорогих кабаках и клубах нормальные очень редко водятся. Никогда практически. И знаете, что каждая из этих шлюх требовала? Догадайтесь, это вообще не трудно.
— Ну-у…. Миллион долларов?
— Точно! Как сговорились! Миллион и, почему-то, именно долларов. Почему именно зеленые фантики? Не знаете? Нет? Мне было так странно это… А останавливались мы всегда на десяти тысячах. Евро. Парадокс.
— Ну что ж, Владилен Романович, вы уже давно догадались, что я не самый последний человек. А потому… принимается ваше предложение. Только вот по деньгам…
— Я готов подтвердить на полиграфе, что оставшиеся на номерных счетах суммы — чуть менее одного процента от тех активов, что я передаю в ваши руки. По сравнению с тем, что получаете вы — это ничтожно мало.
— Номерные счета… Что-то подобное мы и предполагали. Но детектор- это выход. Вполне изящный выход. Итак — чистые паспорта на вас с сыном, такие, чтоб без проблем оформить европейское гражданство. Что вы задумали, Владилен Романович?
— Задумал? Да, я задумал. Я задумал выполнить свой долг. Вернуть долг. Воспитать ее сына человеком, которым она могла бы гордиться. Если уж мне, приземленному человеку не дано… Но в нем и ее кровь. Либо он станет человеком, либо сдохнет!
— Сурово! А знаете, что повлияло на наше окончательное решение?
— Знаю. Марта. Я заметил изменения в вашем отношении ко мне буквально на следующий день после разговора о ней. Мой ангел и после смерти хранит меня.
— Не только. Еще один человек за вас попросил. Но она действительно удивительная женщина…
— Она дает мне второй шанс. Нам обоим.
— Так воспользуйтесь им — следователь протянул старику две внушительно выглядевшие книжицы:
— Господин Нойберг.
Старик отшатнулся, как от пощечины.
— Я не могу… Как? Почему?!