Месть донатера

Сью Марти

— Служи. Пробивайся наверх. По возможности- в генералитет. Цель- управление особых операций внешней разведки. Справишься- сможешь организовать нам встречу.

— Я понял, брат. Я все сделаю. Жди.

И сейчас генерал Найденов с улыбкой наполнял Абсолютом рюмку жующего брата.

— Хорош уже жрать-то, владелец заводов. Расскажи хоть в общих чертах- как оно было.

Томас Штельмахер сыто откинулся в кресле.

— Рассказать… да тут в двух словах и не расскажешь- но попробую. То, что тридцать лет назад начали торговать теми секретами, что нельзя- это ты и сам знаешь. По должности. Такая уж планида у нашей многострадальной

родины — что у власти не только те, кто дела делают, но еще и всплывает всякое… и решено было делать запасной аэродром. Полюс силы, независимый инструмент, до которого не дотянуться шаловливые ручки.

— Почему в обход Первого?

— Потому, что Первый- это должность. Сегодня наш, завтра — чужой. А давать это в руки гражданским- ну, мы же не придурошные американцы. Демократия демократией…

— А гранаты от дураков запирать надо.

— Точно. Да и зависим он от олигархов, окружения. Кажется всемогущим, но опутан тысячами нитей.

— И брат мой исчез, а появился Томас Штельмахер.

— Ну, не только Томас. Хотя Штельмахер — это, конечно, сейчас центральная витрина.

— Черт в чужой стране, с нуля, без денег…

— Ну что еще за глупости ты говоришь! Без денег! Саша, меня засылала Контора — да, сейчас фонды здорово пополнились нашими трудами- но и тогда внешники были совсем не бедными. А по связям- я уже говорил, что был совсем не один — такой проект, как Шпилька не потянуть в одиночку даже гению- а вирт это, все же, не совсем мое.

— Знаю.

— Вот. В общем, тут еще тесть помог.

— Не жалеешь? Все- же брак ради службы… Штельмахер заливисто расхохотался.

— Сашка-Сашка. Досье на меня читал?

— Ну?

— Сколько у тебя племянников?

— Четыре.

— Ради службы? Да там вообще все смешно получилось.

— Расскажи.

— Да рядовой какой-то прием. Там даже все совсем не про нас- просто надо было, чтобы Штельмахер в бомонде примелькался. И она в углу- скромная, зажатая. Шампанское ударило в голову- и через полчаса я уже распушил перед ней хвост, а она делала большие глаза и заливисто хохотала над моими шутками и стоила глазки. Вечер удался и мы вдвоем прекрасно проводили время. А часа через три меня серьезно пригласили за серьезный стол и серьезный пожилой господин попросил меня объяснить мое дело в жизни и мои намерения.

— И?

— Мы с Эрмой периодически обновляли бокалы — в общем, шампанское еще работало. Как мне потом рассказывали- состоялась самая удачная презентация проекта за всю историю фирмы.

— А она?

— Эрма? Да как и сейчас- сидела рядом, жутко гордилась и блестела глазами.

— И что в итоге?

— Ну, меня спросили, серьезны ли мои намерения. Я сходу и выпалил, что абсолютно все мои намерения предельно серьезны.

— Шампанское?

— Оно. В общем, серьезный господин назначил мне встречу и сказал, что все мои намерения будут восприняты вполне благосклонно. Все намерения. И только подавая руку очаровательно порозовевшей Эрме я понял, что он имел ввиду. А потом Эрма рассказала мне, кто у нас папа. Так Томас Штельмахер стал абсолютным и единовластным теневым главой созданной им корпорации.

— Да уж, породниться с хозяином половины промышленности Германии…

— Ну, не совсем половины. Но и не только Германии, конечно. В общем, дело это сильно облегчило, да. Потом мы пришли в Россию- стало чуть проще. Я «зубрил» русский- Эрма хохотала, обзывала Russischer B"ar,

наряжала в ушанку и валенки и готовила борстч. Генерал ухмыльнулся:

— Веселая у тебя жена- повезло. Ну, даст Бог- поближе познакомимся.

— Добился-таки?

— Да, Толя. Я теперь твой официальный куратор, брат. Одного не пойму- почему именно немцы?

— Потому, что они наши немцы Саня. Вспомни хоть этот несчастный Северный поток- всего восемь ниток- и из-за каждой Германии приходилось вести настоящую войну против «просвещенного мира»-и она справилась! Шестьдесят процентов импорта забираем мы. Ресурсы- да проще перечислить то, чем мы их не снабжаем. Польша построила за наш счет огромный прямой автобан- шесть полос в каждую сторону- не справляется! А мигранты? Именно «понаехавшие» русские и белорусы прижали и выдавили эту черную пену. Думаешь, прагматичные дойчи промолчали, оттого, что не заметили? Нет, все было взвешено, учтено и оценено. Они ЗНАЮТ, кто им друг, а кто враг. Боятся просто открыто об этом сказать. Да и не нужно пока это. Саня- Саня… Они пьют водку, растят детей, плачут, когда больно и смеются, когда весело. Они такие, как мы.

— Онемечился ты, хер Штельмахер.

— Наверное. И я не допущу, чтобы два моих народа стравили между собой.

— Мы не допустим, Толя. Мы, брат.

— Я горжусь тобой брат — рюмки со звоном встретились в воздухе:

— За Родину, брат!

— За Родину!

Глава 45. Немного музыки

Реал. Москва.

В кабинете царствовала скрипка. Войдя, полковник вначале поморщился, но немудреная мелодия вдруг захватила его и он качнул головой капитану, рванувшему было к визору. Странно, но в пении скрипки ему вдруг услышалось что-то знакомое, родное, свое. Вот он, десяти лет. Выходит из панельной многоэтажки. А рядом его друг закадычный- Серега. Здоровый, на два года его старше- а кличка- Боцман. И хорошо, что они- команда, потому, что лучше Сереги нет играть в Царя горы. А на варежке дырка- это плохо, снег набьется и варежка будет мокрая. Или вдруг- поле и первый, самый первый робкий и неумелый поцелуй. А солнце смотрит вниз, немилосердно жжет и смеется…

Звук скрипки давно затих, сменившись суетливыми иностранными разговорами, а полковник, словно оглушенный, еще пару минут сидел, погруженный в себя и в воспоминания. Рывком вернувшись в реальность, он недовольно покосился на капитана

— Ну и для какого резона ты мне тут крутишь передачи потенциального противника?

— Так это же Аксель Нойберг, самый популярный сейчас композитор и исполнитель, восходящая звезда…

— И мне что с того?

— Ну, я думал, все-таки крестник. Интересно вам будет…

В голове со скрежетом начали раскручиваться подзаржавевшие за десяток лет шестеренки. Нойберг, Нойберг, Нойберг. Извольский. Владилен. Алексей. Аксель. Пазл стремительнособирался в картинку, обретал цвет и объем, наполнялся красками, запахами и звуками.

— Так это…

— Ну да, крестник ваш, Лешка Извольский. Хорошо, что не списали тогда придурка, правда? Он, кстати, потом еще играть будет. Или выключить?

— Оставь. Крестник все-таки.

Новое произведение было для скрипки с оркестром- но оркестр совсем не заглушал тихий голос скрипки- как могучий океан, он нес ее, словно белопарусный красавец фрегат, что рассекает волны гордо и свободно.