Месть «Голубой двойки»
Шрифт:
…Итак, я вновь среди друзей, в родной эскадрилье. Снова со своим экипажем «Голубой двойки» каждую ночь вылетаем бомбить немецкие аэродромы, склады боеприпасов и горючего, скопления войск и танковые колонны, сбрасываем партизанам боеприпасы и продовольствие. Летом здесь, на Северо-Западном фронте, ночи очень короткие, светлые. Поэтому мы теперь делаем в сутки лишь один боевой вылет, но с увеличенной бомбовой нагрузкой. Днем, как и прежде, отдыхаем, а к вечеру выезжаем на аэродромы, готовим самолеты, загружаем их бомбами и с наступлением сумерек поднимаемся в воздух.
К этому времени немецкое командование сосредоточило много самолетов на аэродроме Глебовщино и других для поддержания с воздуха Демьяновской группировки войск. Но фашистским стервятникам уже кончилось раздолье в нашем небе, теперь они не чувствовали себя безнаказанными,
Андрей Дегтяренко однажды со своим звеном встретился с тридцатью «юнкерсами» и, врезавшись в самую гущу воздушного пиратского стада, сбил десять самолетов. В тот же день, когда два «мессершмитта», учуяв легкую добычу, бросились на его раненого товарища, Дегтяренко молниеносным маневром принял удар на себя, в следующую секунду, будучи уже раненным сам, одного стервятника сбил и второго заставил бежать.
Более ста танков, автомашин, орудий уничтожил за короткое время Петр Матвеевич Марютин. Во время одного из полетов, обнаружив большую колонну врага на марше, он двадцать минут «обрабатывал» ее бомбами, пушечным и пулеметным огнем и оставил на дороге десятки разбитых автомашин, несколько танков и множество убитых гитлеровцев. На обратном пути, когда у Марютина не осталось ни одного патрона, на него напали два «мессершмитта». Но, умело маневрируя, увертываясь, подставляя под огонь бронированные части машины, летчик-штурмовик благополучно вышел из боя. Израсходовав боеприпасы, «мессершмитты» скрылись в облаках, а на самолете летчика-героя после посадки насчитали более трехсот пробоин.
Только за полгода совершил 158 боевых вылетов разведчик нашего фронта Григорий Евдокимович Бойко. Его пикирующий бомбардировщик ПЕ-2 внезапно появлялся в тылу врага, сквозь завесы зенитного огня порывался на аэродромы, в места скопления войск и техники, фотографировал, бомбил и сообщал по радио их координаты своим товарищам.
Никогда не было нелетной погоды и для пилота пикирующего бомбардировщика Ивана Стружкина и его штурмана Иосифа Плакшина. Как-то им было приказано разведать фашистский аэродром, который сильно прикрывался истребителями и мощными зенитными средствами. В плохую погоду, на низкой высоте вышли они на аэродром и, выпустив шасси, «пошли на посадку», но зашли специально с «промазом». Видя, что самолет садится, немцы не открыли огня. Экипажу только это и требовалось, аэродром был уже сфотографирован. При втором заходе штурман и радист открыли ураганный огонь из пулеметов, сожгли и повредили несколько самолетов.
Успехи наших коллег радовали нас, поднимали настроение. Как бы принимая от них на ночь смену, мы стремились не отставать, бить врага так же метко, без промаха. И, выполнив задание, видя внизу под крыльями море бушующего огня, взрывы, горящие самолеты и танки, цистерны с горючим, испытывали чувство гордости и удовлетворения.
Вот и сегодня, пятого июля, двум экипажам нашего отряда — моему и Драпиковского — приказано нанести бомбовой удар по аэродрому Глебовщино. Остальные экипажи отправятся на другие цели. Для корректировки и разведки на самолете Р-5 с нами полетит молодой летчик старший сержант Бойко. Он должен летать на малой высоте вокруг аэродрома, наблюдать за результатом нашего бомбометания и в случае необходимости вести огонь по прожекторам и зенитным точкам.
Получив разрешение на вылет, разошлись по кораблям. Первым взлетел командир эскадрильи майор Родионов, за ним по очереди экипажи Петрухина, Григорьева. Наконец, в воздухе и наша «Голубая двойка». С набором высоты легли на курс. Ночь светлая, видимость почти как днем. За нижней кромкой разорванных облаков, на высоте тысяча метров приближаемся к вражескому аэродрому. Бросаем несколько светящихся бомб. Летное поле, стоянки самолетов видны как на ладони. Неожиданно вспыхнули двенадцать прожекторов, заговорила зенитная артиллерия. Среди ослепительных лучей и разрывов снарядов держу машину на цель, ругая про себя Бойко, что медлит с открытием огня. Но вот чувствую: бомбы сброшены, машина вздрагивает от их взрыва. Потом
В эту ночь экипаж лейтенанта Драпиковского не вернулся с боевого задания, его сбил немецкий истребитель. Погибли и командир корабля, и красивый, чернобровый борттехник Дорофеев, второй летчик Шашков, с которыми я недавно пригнал самолет с ремонта, и другие члены экипажа. Только намного позже узнал я, что из восьми человек остался в живых один — воздушный стрелок Петр Рудасов. Стали известны и обстоятельства, при которых был сбит корабль, В то время, когда мы бомбили аэродром, в воздухе находился фашистский истребитель-ночник. Это по его сигналу прекратили зенитчики огонь и, удерживая меня в лучах прожекторов, ждали подхода истребителя. Но я успел уйти в облака, а Драпиковского поймать им было легче, он шел сзади меня, находился на боевом курсе. Фашистский стервятник атаковал его неожиданно и сбил, когда бомбы были уже сброшены. Это подтвердил и экипаж Бойко, который кружил на малой высоте в районе цели. Мы уничтожили одиннадцать вражеских самолетов, но потеряли экипаж, боевых друзей. Каждого из них где-то ждали с победой близкие, родные, каждый был молод и считал, что жизнь вся еще впереди. Они погибли, выполнив задание, погибли за счастье поколения, которое будет жить после них, после Победы.
Только месть, только новые удары по врагу могли притупить нашу боль за павших товарищей. Следующей ночью «Голубая двойка» опять вылетела на тот же аэродром. В нее как клещи впились лучи девяти прожекторов. Яркий свет резал глаза, мешал смотреть на приборы. Со всех сторон тянулись к кораблю пунктиры трассирующих пуль, совсем рядом с треском разрывались снаряды. Но рука на штурвале была тверда, самолет шел строго по курсу на цель. В этот раз мы сбросили на вражеский аэродром лишь одну бомбу. Но весила она три тонны и, рассыпавшись в километре от земли на множество частей, огненным дождем обрушились на самолеты врага. Внизу сразу же возникли мощные пожары: горели самолеты и склад боеприпасов. На базу «Голубая двойка» вернулась целой и невредимой.
Между прочим, я беспокоился напрасно, что из-за ремонта отстану от своих товарищей по количеству боевых вылетов. Вскоре я их догнал, а многих и перегнал. Экипаж наш, хотя в нем произошли значительные изменения, по-прежнему считался хорошо подготовленным для полетов в сложных метеорологических условиях. Когда Евгений Иванович Сырица стал штурманом эскадрильи, вместо него в мой экипаж назначили Ивана Милостивенко. Он был моложе других штурманов, но тем не менее дело свое знал неплохо, особенно мастерски поражал узкие цели: переправы, железнодорожные составы, мотомеханизированные колонны, движущиеся по шоссейным дорогам. Жаль было отпускать из экипажа неутомимого в работе, требовательного и аккуратного во всем нашего «доктора» Александра Александровича Свечникова, которого назначили инженером эскадрильи. Борттехником на наш корабль пришел цыган… Карев. Повысили в должности и моего отличного радиста, верного друга Никиту Бутенко, он стал теперь начальником связи эскадрильи, но расстаться со своим экипажем не пожелал и летал, как и прежде, только на «Голубой двойке». А мой правый летчик Дима Козырев сам стал теперь командиром корабля, он уже самостоятельно выполнял тренировочные полеты и днем и ночью.
Экипажей в эскадрилье было больше, чем самолетов. «Безлошадники» ворчали, что они сидят без дела, предъявляли претензии к командиру эскадрильи. В результате майор Родионов был вынужден закрепить на один корабль два летных экипажа, чтобы они летали посменно. Но тут вскоре три экипажа, в том числе и меня, откомандировали за самолетами в тыл. Здесь мы несколько дней с утра до вечера торчали на аэродроме, проверяли состояние машин, — они были не новые, — устраняли неисправности. Подготовив материальную часть, дали заявку на перелет. Но утром погода по маршруту оказалась нелетной, разрешение на вылет получили лишь во второй половине дня. И тут перед самым взлетом выяснилось, что на моей машине не работает радиостанция, пришлось выключить моторы. Я не стал задерживать остальные экипажи, разрешил им вылететь, назначив вместо себя ведущим командира корабля Петрухина.