Месть из прошлого
Шрифт:
Дом спал, и только шумел тропический ливень в саду. От порыва ветра скрипнула и приоткрылась дверь спальни, от темной лестницы потянуло холодным сквозняком. Я поежилась, но слезать с подоконника не хотелось.
– Зачем ты рассказал Вацеку об убийстве Маркони? – спросила я мрачно.
Мур невесело усмехнулся:
– Рассказал не я – твой адвокат. К тому же круг богатых людей очень узок. Все считают Вацлава твоим официальным мужем, разве не так? И как бы Эд воспринял наше пребывание здесь вдвоем?
Я покраснела как перезревший помидор.
– А зачем Эда притащил в Носсу? – рассердилась я. – Он-то зачем здесь нужен?
– Мне – нужен, – тихо ответил Мур.
Я фыркнула и отвернулась к черному, залитому дождем, саду.
– Итак, мы имеем три версии, – так же тихо сказал Мур. – Дмитрий – законный наследник престола, внук Ивана Грозного; Дмитрий – внук незаконнорожденного царя Ивана Грозного; Дмитрий – наследник, который вынужден защищать трон от слишком активных кузенов… Какая версия тебе больше близка, Лиза?
– Никакая, – вяло потянулась я. – Лучше скажи мне, Мур, зачем Маркони так настойчиво советовал приехать сюда: «Поезжай в Носсу. Там найдешь все, что ищешь». Что же я ищу, интересно?
Мур хотел ответить, но тут затренькал его мобильник. Вернее, не затренькал, а противно завизжал. Звук больше напоминал взбесившуюся циркулярную пилу, и я невольно поморщилась. Однако о музыкальных вкусах не спорят.
Прежде чем ответить, Мур посмотрел на засветившийся экран телефона и почему-то переключил его на громкую связь.
– Хей, Джон, – послышался симпатичный мужской голос. – Я выполнил твою просьбу.
– Да, – сказал Мур, взглядом призывая меня к вниманию.
– Моргулез-то, похоже, был из «ваших»…
– Да ну? – удивился Мур.
– Да-с, из государственной структуры.
– Подожди, ты хочешь сказать, что русская дама оставила наследство или пыталась оставить наследство государству?
– Похоже на то. Мургенштайн, там какая-то странная история. Почему родственники не пошли в суд по наследству? Меня, понятно, близко к делу не подпустили, узнал интересующую тебя информацию по… кхе-кхе… личным каналам. Понимаешь?
Мур закатил глаза. Видимо, ему было понятно, какие такие личные каналы использовал собеседник.
– Я понял. Передай ЕЙ большое спасибо лично от меня. Так ты хочешь сказать, что русскую даму запугали или принудили к подобному шагу?
– Не знаю, Джон. Там что-то не то, раз наследники даже не пикнули. Ну что они получили? Недвижимость в Англии? Золотые побрякушки?
– Кажется, так.
– Вот, замолчали и проглотили даже то, что большая часть наследства уплыла к нищей девчонке-сиделке из России… Как ее?
– Бетси, – хмуро подсказал Мур и отвернулся от меня.
– Так. Родственники чего-то испугались и отступили. Лучше уж синица в руках, чем роскошный гроб на кладбище. Чего уж они там испугались – не знаю. Сам ищи, Мургенштайн. Успеха.
– Ладно. Спасибо.
– Слышь,
– Намекну.
Я бы отдала! Немедленно и в собственные руки того, кто требует, но что отдавать-то? Пойти туда – не знаю куда. Найди и отдай то – не знаю что. Несуществующие письма мученика Николая II? Дневник Марины? Неужели Елизавета Ксаверьевна подставила меня? Не может быть, не похоже на нее.
– А с твоей бабуленцией вообще ничего в схему не укладывается, – опять подал голос невидимый собеседник. – Может, русская дама передала твоей бабушке что-то ценное? А та – Бетси? Думай, Джон. Бывай.
Мур выключил мобильник и выразительно посмотрел на меня. Я ничего не ответила и молча слезла с подоконника.
От сквозняка дверь в спальню совсем открылась, стало холодно сидеть у окна. Когда я потянула круглую ручку, мне показалось, что от двери к темной лестнице метнулась тень, похожая на тень большой птицы. Заскрипели ступеньки, и я замерла, чутко прислушиваясь к сонной тишине несколько минут, но ничего не нарушало покоя старого дома, только слышен был шум вовсю припустившегося ливня.
На следующий день, спустившись к позднему завтраку, я узнала, что аэропорт не принимает самолеты из-за сильного дождя, но рейсы на вылет пока не задерживает. После наскоро проглоченной чашки кофе, Эд пошел собирать вещи, сказав, что попытается улететь сегодня днем или в крайнем случае вечером.
Дождь серой, скучной стеной лил за окном. Вацлав неподвижно сидел за компьютером, а Мур сначала перетаскивал тяжеленные короба с документами опять на пыльный чердак, а потом вышел зачем-то в поливаемый дождем сад. Но вот Вацек с хрустом потянулся и вытащил листок из принтера.
– Я отправил Максу копию иконы с портрета твоей Марины. Вот, пришел ответ…
Макс – мой двоюродный брат и страстный лошадник. Каждый раз, приезжая в Москву, мне приходится брать детей и тащиться с ними в Переславль в частные конюшни, где работает Макс. Насколько помню, кузен никогда не интересовался историей, разве только архивами разведения племенных орловских жеребцов, поэтому страшно удивилась словам Вацека.
– У Макса друг-послушник или что-то в этом роде при монастыре. – предвосхитил готовый сорваться вопрос Вацлав. – От него Макс получил информацию.
Я быстро пробежала глазами письмо кузена.
«Вацек, – писал Макс, – тебе необходимо приехать и переговорить с Александром лично. Он сейчас проживает в Дмитриевском монастыре, недалеко от нас. Икона написана в необычной манере, сказал он. Ты знаешь, как я далек от истории православия и, тем более, иконописи, поэтому из рассказа Александра понял два слова: икона нестандартная, почти еретическая, но тому есть причины. Если приедешь до конца месяца, Александр будет рад увидеться с тобой».