Месть Ледовой Гончей
Шрифт:
– Что там случилось? – наконец спросил я.
– Я не знаю. Шестерня запер ход на третью палубу. Мы с капитаном ходили туда, хотели шамана позвать, чтобы тот глянул на тело у Квана. А боцман стоит за закрытой дверью и бубнит, что механикам нельзя мешать перед запуском. Что шаману нельзя мешать. Как заведенный. Аргаст голос сорвал на него… И потому я пошел сюда… Давай за мной.
Он вцепился в поручни и ловко вскарабкался наверх, а затем нырнул в провал.
– Что это?
– Вентиляция.
Фарри помог мне забраться в шахту.
– Молчи! – наказал он, с
Листы под коленями и руками то и дело чуть прогибались, отчего по вентиляции прокатывался низкий гул.
– Тише! Осторожнее! – каждый раз говорил Фарри. Он на четвереньках полз впереди, очень аккуратно проверяя металл перед собой, и если находил подозрительное место, способное поднять тревогу, то старался обползти его как можно медленнее. Теснота заброшенных ходов давила на меня сильнее ледяных лабиринтов, прорытых черными демонами под Пустыней. Мне казалось, что короб сужается, что мы застрянем в нем навсегда и будем часами бессильно молотить кулаками по старому железу, в надежде, что нас кто-то услышит.
«Что ты тут делаешь, Эд? Что ты тут делаешь? Сейчас нужно быть там, на кухне, у офицеров. Сейчас твое будущее зависит от них, а ты как ребенок прячешься в темных закоулках».
Фарри безошибочно вел меня сквозь лабиринты вентиляции. Свет компаса выдергивал из темноты следы предыдущей вылазки хитрого беглеца из гильдии воров. Осыпавшаяся снежная крошка, замерзшая пыль с отчетливыми царапинами. Я лишь подмечал эти знаки.
Сложнее всего было на поворотах – там приходилось ложиться на бок и ползти, минуя очередное ответвление. Несколько раз мы тихонько соскальзывали в темные провалы уровнем ниже, и с каждым спуском тревога Фарри лишь росла.
Неожиданно он остановился.
– Что такое? – прошептал я и тут же получил несильный тычок ногой. Фарри лишь чудом не попал мне в лицо, но его грубый сигнал дал понять, что разговоры сейчас неуместны. И я прислушался. Зажатый в коробе вентиляции, вымазанный в грязи, замерзающий, объятый синим сиянием компаса, я напрягал слух, стараясь разобрать хоть что-нибудь, кроме собственного дыхания и сопения Фарри. Тот старался медленно дышать ртом, чтобы не сильно сипеть и не мешать мне.
И я услышал.
– …Жажда. Жажда. Я виноват, но жажда…
Голос раздавался откуда-то спереди и снизу. Едва уловимый, словно лицо говорившему заткнули тряпьем. Многие слова звучали так тихо, что я улавливал лишь обрывки фраз.
– …Виноват. Кровь… Хотел…
Фарри о-о-о-очень медленно подтянул к себе ноги, скрючился в три погибели, разворачиваясь. Его лицо оказалось рядом с моим.
– Слышишь? – одними губами проговорил он. Между нами сиял компас. Я кивнул.
– Столько лет… Столько лет… Я виноват… Я поторопился… Простите… Его кровь… Докторишка… ничего лучше никогда…
Говорил Балиар. Дребезжащего, испуганного голоса старика сложно было не опознать. Только теперь в нем воцарилось жуткое безумие. Лихорадочное, голодное, чуждое.
– Знания Девятки ничто… перед… перед вами… эта сила…
– О чем он? – тихо-тихо прошептал я.
– Не знаю. Он говорил почти то же самое, когда я приползал сюда, – почти беззвучно ответил Фарри. – Только чуть громче. Тихо!
Лицо моего друга застыло, словно кто-то схватил его за ногу. Голос чуть приблизился.
– Они не поймут. Они захотят изменить… Не должны видеть сейчас… Сейчас… Не готовы!
Слова терялись, превращаясь в бубнение, но от тех обрывков, что мне удавалось выделить из бормотания Балиара, на голове шевелились от ужаса волосы. Когда Балиар стал… таким?
– Не время! Не время! – заорал вдруг далекий шаман и страшно захихикал, словно извиняясь. – Да-да, я понимаю. Понимаю… Много льда. Много холода. Да-да-да. Все получится! Ваша воля закон для меня. Мы… Обязательно… Да-да… Почему вы не взяли меня? Почему?
Мы смотрели с Фарри друг на друга, глаза в глаза, и понимали, что наши беды на «Звездочке» лишь преумножились этим морозным днем.
– Он сделает то, что… Он сотворит… – слышалось в темноте. – Время настанет!
Наступила пауза. Несколько минут Балиар молчал, слушая невидимого собеседника.
– Он жив… опасен… – вдруг проскрипел он, и я едва не воскликнул от неожиданности. Мне показалось, будто старик говорит прямо подо мною. Что, если я смогу видеть сквозь сталь, то перед моим носом окажется плешь сумасшедшего шамана. – Мы должны уехать! Да… Я поспешил, но мы должны… Я знаю. Их осталось немного. Тварь южных колдунов убила почти всех. Но они еще живы, я знаю.
Пауза.
– Я не мог терпеть, как вы не понимаете? Вы должны были взять меня, меня! Я должен был… Но не волнуйтесь! Не волнуйтесь! Я все сделаю! Теперь я готов! Он уже наверху! Скоро все будет кончено!
Ответом безумцу раздался стук.
– Да?! – В тоне Балиара проявились сварливость и гнев. Он боялся, я чувствовал страх ан Вонка, и шаман мечтал отомстить за свою слабость. Сорваться на ком-то, кто не посмеет ему ответить.
– Все готово.
Я узнал Шестерню. Уродливого боцмана, повелителя третьей палубы. Почему-то он представился мне жалко сгорбившимся перед дверью в каюту шамана. Подобострастие, затаенный восторг и звериная преданность перемешались в душе калеки.
– Тогда вперед! Мы должны уйти отсюда! Быстро!
– Может… Вы… У меня болит рука… – забубнил Шестерня. – Вы не могли бы. В качестве… Я столько сделал для вас. Если бы вы могли. Она так болит. Всегда болит, мудр-р-р-р-рый ан Вонк… Вы вылечили мое плечо. Может…
– Не сейчас! Остальное – когда доберемся до места! Мне нужно больше сил! Больше сил, а ты лезешь ко мне с такими мелочами! Потом, когда мы выберемся – ты станешь здоровым, клянусь тебе! Но сейчас мы должны уйти отсюда!
– Хор-р-рошо. Пр-р-р-ростите, – испуганно и совершенно без злобы протараторил боцман. – Я пр-р-р-р-росто думал, что Лис… И этот мор-р-р-ряк ночью, к котор-р-рому я вас… Что сейчас вы можете…