Месть ледовой гончей

Погуляй Юрий Александрович

– Заткнулись все, – вмешался Гром. – Старик, мне кажется, что твои ребята стали чувствовать себя слишком вольготно.

– Я разберусь, капитан, – буркнул разъяренный командир абордажной команды. Хотя уверенности в душе воина было поменьше, чем в голосе. Буран, известный на корабле за острый язык и непомерную храбрость, был Неприкасаемым. Воспитанником могущественного ордена воинов, оказавшимся волею судьбы в составе пиратской команды. Такому, как он, ничего не стоит спустить шкуру со Старика и обоих штурмовых офицеров разом. Никто не способен сравниться в драке с Неприкасаемыми.

Капитан очень гордился тем, что у него на борту сразу два элитных бойца – Буран и его друг по ордену, молчаливый и мрачный Торос, всегда и везде поддерживающий товарища. Даже сейчас он выдвинулся из толпы и стоял, угрюмо встречая взгляды моряков. Но не хлопал.

– Ты стал слишком болтлив, Буран, – наконец проговорил Дувал. – Мне кажется, твой язык начинает мешать тебе.

– Я ничего не нарушил, капитан! Всем людям, кто ушами слушает, а глазами смотрит, известны повадки малыша ан Варра.

– Закрой наконец свой поганый рот, – рявкнул Старик.

– Шестнадцатый пункт закона гласит: порицающий члена команды, если он не офицер, должен получить две плети. В пункте есть исключения, но тебя они не касаются, – прогудел Мертвец. Капитан Гром лишь кивнул, подтверждая его слова.

Буран после слов первого помощника сдернул с себя алую куртку на меху, бросил ее на пол, затем стянул через голову рубаху, обнажив покрытый шрамами торс, и подошел к первому помощнику с широкой улыбкой.

– Ну и цены у вас, – осклабился он.

Послышались смешки со стороны штурмовиков, и я увидел, как дернулось веко услышавшего это капитана.

– Подожди своей очереди, – отстраненно сообщил Бурану Мертвец и уставился на меня.

– На стол.

Я вскарабкался наверх и поудобнее устроился, подставив спину под плеть. Заступничество Неприкасаемого почти прогнало страх перед наказанием. Теперь, после такой поддержки, я был уверен, что выдержу любые пытки.

А затем Мертвец ударил, и в глазах потемнело. До крови прокусив губы, я только вздохнул, удерживая в груди крик. Как же больно! Мне показалось, что первый помощник просто разрезал мою спину.

– Один, – скучающе сообщил палач.

Второй удар был больнее предыдущего. Я выгнулся, вцепившись руками в стол. Мне казалось, что так будет легче, проще. Что если я буду держаться за края – это поможет. Дали бы волю, я вгрызся бы в него зубами. Спину жгло огнем, причем пламя не утихало, а после каждого удара разгоралось все жарче, проникая во внутренности.

Мертвец комментировал каждое падение плети равнодушным счетом.

– Три.

Слезы брызнули из глаз, но я не вскрикнул. Кричать нельзя. Никак нельзя. Иначе они услышат.

– Четыре.

Ни Волк, ни Сиплый, ни тем более Зиан не должны слышать моих криков. Молчи, Эд. Молчи. Светлый бог, как же больно! Как больно! Мне показалось, будто в раны, оставшиеся после удара плетью, щедро насыпали соли и теперь едкие крошки растворяются в крови. Сердце заходилось в истошном танце и подкатывало к горлу.

– Пять.

На девятом ударе я провалился ненадолго в темноту, но, к сожалению, вынырнул оттуда, чтобы получить десятый.

Меня подхватили чьи-то руки, стащили со стола, за который я цеплялся,

словно от этого зависела моя жизнь. Я старался пошевелиться, старался хотя бы двинуть ногами, но весь мой мир оказался иссеченной до крови спиной. В ушах шумело, перед глазами плыли черно-алые пятна. Что-то теплое стекало мне в штаны, и кто-то нес меня прочь из столовой. Последнее, что я услышал в ней, был хлесткий удар плети и веселый возглас Бурана.

– Ну кто так бьет? Кто так бьет-то? Даже этого не умеешь!

Команда не смеялась. Никто не проронил ни звука.

Потом я ненадолго отключился, а когда пришел в себя, почувствовал на спине приятную прохладу. Верх наслаждения, особенно яркого после той обжигающей боли, впечатавшейся в мою память навечно.

«Она вернется, Эд. Она обязательно вернется».

Я осторожно вдохнул, стараясь не шевелиться. В ноздри тут же ударил крепкий запах энгу и каких-то отваров. Разлепив глаза, я понял, что лежу на животе в комнате шамана, а сам старик стоит надо мною и мечтательно улыбается. Он чему-то радовался. Чему-то, только что свершенному.

– Ну как ты, драчунишка? – Балиар увидел, что я очнулся. Посмотрел на мою спину и улыбнулся еще шире.

– Ах, как прекрасно вышло, да?

Он провел холодными пальцами по моей спине, и я весь сжался, приготовившись к жуткой боли, а затем в изумлении уставился на счастливого старика. Ничего не болело! Ничего!

– Капитан разрешил старику попробовать! – тоном победителя сообщил Балиар. – И у старика получилось, ахха! Я смог это сделать! Я должен это записать!

Он вздрогнул, будто вспомнил нечто важное, и поспешил к столу, бормоча что-то себе под нос, а я осторожно поменял положение, ожидая резкой боли от ран на спине, и поднялся с лежака.

Ничего. Лишь немного чесались те места, куда несколько минут назад обрушивались удары плети. Не веря в происшедшее, я повел руками, наклонился из стороны в сторону.

– Я много работал, мальчик. И у меня получилось! – заметил мое удивление старик.

– Не могу поверить, – уныло проговорил человек, которого я и не заметил. Он сидел на стульчике в темном углу каюты, рядом со столом, заваленным книгами и пузырьками, и печально смотрел на меня. Доктор Кван собственной персоной. Уголки его губ вечно тянулись вниз, отчего казалось, будто он вот-вот расплачется. Даже в редкие моменты радости – они лишь приподнимались ненамного и сдавались, не в силах побороть уныние лекаря. – Не могу поверить в это, Балиар!

– Поверь! Это многое изменит! Многое!

Доктор, вид которого и в хорошие-то дни вызывал уныние и апатию, сейчас выглядел как человек, услышавший свой смертный приговор и понявший, что в исполнение его проведут немедленно и неумолимо.

– Никто не умеет затягивать раны! Шаманам неподвластна живая материя, это закон природы. Так повелел Светлый бог, и Темный собрат его поддержал. Это неправильно, Балиар. Этого не может быть!

– Ты так считаешь? – шаман обернулся на доктора. – Тогда как ты это объяснишь? В летописях Девятки говорилось и о более глобальных вещах! Это только начало.