Месть нибелунгов
Шрифт:
Он прошел сто, может быть, двести шагов. Время от времени у него подгибались ноги, а тело извивалось от мучительных спазмов так, что он не мог выпрямиться. Ему приходилось ползти, и он полз вперед, пока не наткнулся на камень.
И тут боль отступила.
Неужели ненависть Утгарда поутихла? Или его тело от перенапряжения уже не воспринимало боль? Зигфрид выплюнул кожаную повязку и вытер слезы со щек. Он снова стал чувствовать свои руки, ладони, пальцы, которые до этого казались лишь сгустком огня. Его тело осталось невредимым.
Он вспомнил слова Брюнгильды об испытаниях и мог лишь предполагать, что ему удалось
Ксандрия.
Мысль о возлюбленной гнала его вперед, и он, даже не передохнув, продолжил идти в том направлении, которое ему дала боль. Лучшего указателя ждать не приходилось.
Зигфрид заметил, что ни одно из тех существ, которых он видел с воздуха, ни разу не повстречались ему на пути. Говорили, что демоны Утгарда трусливы и проявление мужества им чуждо. Но Зигфрид догадывался, что они наблюдают за ним, смотрят на него из кустов, из крон деревьев, из-за скал и валунов. Их подгоняло любопытство, и, словно зрители амфитеатра, они хотели посмотреть, что же им предложит гладиатор Зигфрид, вышедший на арену.
Зигфрид обрадовался, что грязноватая почва стала не такой мягкой. Теперь дорога была сухой и каменистой, а под ногами шуршал песок, что напомнило принцу побережье Исландии, когда отлив высасывал из песка воду.
Но то, что сперва вызвало теплые воспоминания о родине, сменилось раздражением: Зигфрид почувствовал, как его щиколотки начали утопать в песке. Он поднял ногу, отряхнул ее и поставил обратно, но тут же погрузился еще глубже. Он перенес вес на другую ногу и в то же мгновение провалился по колено в коричневый песок. Почва, казалось, готова была поглотить его, как голодный зверь! Зигфрид слышал в тавернах, как мужчины рассказывали легенды о зыбучих песках, с которыми, по их мнению, не имело смысла бороться. Если ты застрял в зыбучих песках, говорили они, песок тебя не отпустит и когда-нибудь на этом месте останутся лишь твои белые кости.
Оглянувшись, Зигфрид попытался найти хотя бы островок твердой земли. Может, если бы принц смог добраться до какого-нибудь дерева и схватиться за ветку, ему, вероятно, удалось бы спастись. Но от каждого движения Зигфрида засасывало все глубже, и его тело неумолимо уходило в землю. Он погружался даже от самой мысли о побеге. Теперь он был в песке уже по пояс.
Звать на помощь в Утгарде не имело смысла. У него с собой не было ни веревки, ни копья, которое могло бы послужить опорой. Зигфрид достал Нотунг, надеясь, что ему, возможно, удастся обо что-то опереться, но в итоге оказался в песке уже по плечи, так что даже не мог поднять рук.
Все происходящее казалось принцу невероятным. Еще ни одному противнику не удавалось его победить, а теперь он вот-вот проиграет зыбучим пескам. Но как победить противника, который не сражается? Зигфрид попытался медленно поплыть в песке. Может, если действовать постепенно… Песок уже доходил ему до горла, и его охватила паника. Насколько он мог вспомнить, ни один из учителей не давал ему советов, как победить зыбучие пески, как выйти из подобной ситуации.
Песок уже касался его губ, и песчинки скрипели на зубах. И тут Зигфрид вспомнил раскатистый смех Виланда.
Виланд?..
Зигфрид последний раз вздохнул, и песок закрыл его ноздри, но он пообещал себе вспомнить все разговоры с Виландом до того, как потеряет сознание. Там было что-то такое… о том, чего нельзя победить…
«Иногда мудрость состоит в том, чтобы покориться неотвратимому…».
Зигфрид прекратил бороться. Он понятия не имел, как ему это поможет, но его погружение явно было неотвратимым, а Виланд в таких случаях советовал просто покориться. Теперь песок засасывал тело Зигфрида медленнее, и по нему скользили песчинки, очищая кожу и одежду принца от налипшей грязи. У него закружилась голова. Мозгу не хватало воздуха, а легкие отчаянно пульсировали в груди. Зигфриду хотелось открыть рот и вдохнуть, пусть даже тогда в его легкие попадет песок. Если при первом испытании боль была чудовищной, жестокой, то теперь он чувствовал лишь унижение и боль души, но не тела.
Насколько глубоко он погрузился? Три локтя, четыре? Покажутся ли его пальцы из песка, если он поднимет руку? Зачем? Никто не возьмет его за руку и не вытащит отсюда.
«Покориться неотвратимому…».
Это означало не только не сопротивляться зыбучим пескам, но и принять свою смерть. Неужто смерть настигнет его здесь, в полной тишине? Он будет похоронен заживо, и никто этого не увидит. Однако не только его тело должно перестать сражаться, но и его дух. Если раньше перед глазами Зигфрида проносились разноцветные вспышки, то теперь он погрузился в полную тьму. Любая мысль, за которую он пытался уцепиться, избегала его внимания, скрывалась в черном Ничто.
«Покориться…».
Гордость и воля наконец-то покинули его, вспыхнув в последний раз, а затем и вовсе угаснув. Смерть отныне стала другом Зигфрида, которого не нужно было бояться…
…Когда он проснулся, ему показалось, что он не вернулся к жизни, а возродился в смерти. Его окружала тьма, и он протянул руки к глазам. Глаза были на месте, но он не мог сказать, темно ли вокруг или же он ослеп.
Зигфрид стал осторожно двигаться на ощупь. Земля под ногами была холодной и гладкой, как яичная скорлупа. Она была слегка изогнутой, словно принц находился в яме.
Значит, смерть такова?
Это противоречило всему, о чем говорили его боги, да и боги всех остальных религий. Где же место за столом Одина, если бог считает Зигфрида достойным воином? Где же демоны, которые должны рвать его плоть, если душа попадает в Утгард? Где ад, о котором рассказывают христиане? Нет, все это выглядело по-другому.
Он чувствовал себя запертым, хотя и не знал, где находится. Возможно, вокруг него простираются широкая равнина и высокое небо, а он просто их не видит? И все же чувства подсказывали ему, что он не может передвигаться свободно.
Принц осторожно выпрямился, уже не надеясь на свое зрение. Здесь пахло гнилью и воздух был еще более спертым, чем в самом Утгарде. Когда Зигфрид развел руки, его пальцы коснулись слегка изогнутых гладких стен. Над его головой было свободное пространство, но всего с ладонь.
Может, это маленькая хижина с белыми стенами?
— Где я? — пробормотал он, не ожидая ответа.
— Там, где ты обретешь свой последний покой, — ответил ему громыхающий голос, и земля, как и стены, задрожала.