Месть нибелунгов
Шрифт:
Демоны не стремились к честному бою и не пытались поразить противника в открытом соперничестве. Они прыгали на воина с деревьев, выныривали из-под земли, собирались в кучу, чтобы дружно наброситься на Зигфрида. Но какие бы приемы они ни использовали, какие бы слабые места ни выискивали, меч всегда был быстрее, и ни одна тварь даже не успевала пожалеть о совершенной ошибке. Демонов, цеплявшихся за его руки, Зигфрид стряхивал на землю, отгоняя их, как надоедливых мух, а некоторым чудищам голыми руками ломал шею, так что те замертво падали на землю. Он поворачивался вокруг своей оси с вытянутым в руках Нотунгом, и кровь многих
Бойня длилась уже не один час, и время от времени Зигфриду казалось, что он не сможет сдвинуться с места, так как гора трупов вокруг него продолжала расти. Демоны, бесстрашные в своей глупости, не отступали и не пытались спастись бегством. Один приказал им задержать Зигфрида, а у них не было разума, чтобы усомниться в этом приказе. Принц бросил очередного демона на землю, поставил ногу на его левую руку и так сильно дернул за правую, что рука оторвалась от тела.
Нотунг доказал не только свое право называться мечом победителей — он также засвидетельствовал кузнечное искусство Зигфрида, сделавшего его быстрее и смертоноснее, чем когда-либо. Если демону удавалось подобраться к принцу и Зигфрид не мог перерубить его лезвием, он бил врага рукоятью в лицо, ломая не только зубы, но и череп.
В Мидгарде за это время наступила бы ночь. Трупы демонов исчислялись уже сотнями, но Зигфрид не чувствовал усталости и яростно отражал новые и новые атаки. Те немногие способы нападения, которыми владели демоны, не приносили успеха, и орда, пытаясь организовать массовую атаку, быстро теряла не только терпение, но и жизнь.
В какой-то момент — Зигфрид не считал ни часов, ни убитых врагов — жар битвы угас. Но не потому, что Зигфриду или орде не хватало решительности — просто не стало демонов, которые могли бы бросить вызов принцу. К этому моменту они уже все, и стар и млад, выползли из своих нор, пожертвовав всем, чем могли.
Так все и закончилось. Последний вскрик. Последнее бульканье крови в горле. Зигфрид закружился с мечом в вытянутой руке, каждую секунду ожидая нового нападения. Затем он сделал пару шагов вперед, внимательно всматриваясь в сумерки Утгарда и ища подозрительные движения и желтые завистливые глаза, однако ничего не обнаружил. Он… победил? Зигфрид спрятал Нотунг в ножны и, глядя на поверженную орду, позволил себе усмехнуться:
— Я Зигфрид, сын Зигфрида, и теперь вы знаете силу моего меча.
Принц не думал, что ему удалось уничтожить всех демонов орды. Конечно же, в Утгарде их было больше. Демонов, напавших на Ксантен, было не счесть, но всех тварей, которые жили в этой горе, он наверняка уничтожил, и теперь пришло время для того, чтобы увидеть ту, ради которой он сюда шел.
И Зигфрид нашел то, что искал. Королева была прикована толстой цепью к скале.
— Ксандрия?.. — с трудом вымолвил Зигфрид, ошеломленный и повергнутый в ужас. Вместо радости от долгожданной встречи он испытал настоящий шок.
Королева, превратившаяся к тому времени в кусок гниющей плоти и грязных волос, в котором едва теплилась искра жизни, глядела на него и в то же время сквозь него. Зеленые глаза стали тусклыми и беспокойно метались в поисках чего-то, чего не могли найти. Когда-то огненно-рыжие волосы утратили сияние и стали похожи на бесцветную паклю. Ранняя седина, как и морщины на высохшей коже лица, свидетельствовали о том, что, в отличие от Зигфрида, который провел здесь несколько дней, Ксандрия находилась в плену у демонов годы. Все тело несчастной женщины было покрыто ранами, нанесенными желтыми когтями демонов, и то, что Зигфриду сперва показалось коркой грязи, на самом деле было темной запекшейся кровью. Ребра, торчавшие под истерзанной кожей, можно было пересчитать. Ногти у Ксандрии вырвали, чтобы лишить ее возможности сопротивляться. Она сидела в собственных испражнениях, и в них копошились черви, радуясь пище.
Пленница дрожала, но не от холода или страха, а по привычке. Ее тело с маленькими гноящимися мешочками грудей раскачивалось из стороны в сторону, словно следуя ритму песни, которую напевал рассудок, чтобы успокоить ее.
Зигфрид не знал, что ему делать. Вместо любви он испытывал жалость и неописуемую ненависть к орде демонов. Принц даже не мог подобрать слов, чтобы заговорить с королевой. Нотунг в его руке нагревался, разделяя ярость своего господина, но не мог найти выход клокочущим чувствам, не мог найти противника. Если несколько минут назад Зигфрид мечтал только о том, чтобы выбраться с Ксандрией из Утгарда, то теперь у него появилась мысль остаться здесь и перебить всех созданий, чтобы отомстить за свою поруганную любовь и в этой мести найти успокоение.
Брюнгильда предупреждала его, что ему не удастся спасти то, ради чего он спустится в Утгард. Теперь он понял смысл ее слов и всю жестокость происшедшего.
К нему подполз еще один демон, совершая последнюю попытку выполнить задание Одина. Зигфрид проткнул Нотунгом его рот, вспоров сзади череп, а затем медленно, мерными взмахами меча изрубил демона на части. Но это не дало ему успокоения.
С узких губ Ксандрии капала слюна, и она бездумно почесывала мягкими кончиками пальцев открытое лоно, совсем недавно подвергшееся насилию. Сколько раз ее насиловали здесь, Зигфрид даже представить не мог…
Взяв меч, принц освободил королеву от оков. Затем он снял рубашку, чтобы прикрыть ее. Он не увидел, как Ксандрия схватила острый камень, и лишь краем глаза заметил движение ее руки, не придав ему значения. И только когда камень ударил его в висок, так что он пошатнулся, Зигфрид понял, что Ксандрия, погруженная в свое безумие, не узнает его.
Так и было. Королева, впервые освободившись с момента ее похищения, из последних сил бросилась на него, сжимая крючковатыми пальцами камень. Из ее рта доносился только хрип, и Зигфриду не хотелось знать, что орда сделала с ее языком.
Принц мог бы легко схватить Ксандрию и вырвать камень из ее руки, но его душа не признавала борьбы, в которой он не мог победить. Женщина билась в его руках, уже не способная на нападение, а он только прижимал ее к себе, словно близость его тела могла успокоить впавшую в безрассудство королеву. Вероятно, этим все и объяснялось, а может, Ксандрия потратила последние силы в своем порыве: ее тело обмякло, и теперь они лежали на земле, словно изображая гротескную карикатуру на любовные объятия.