Месть нибелунгов
Шрифт:
Нибелунги не могли убить Сигурда — это запретили им боги, — поэтому они нашептывали, наблюдали, сеяли опасные мысли, чтобы собрать кровавый урожай позора. Воспитание Эльзы и Гернота много лет мешало им влиять на Зигфрида, которого назвали Сигурдом. Но теперь в сердце юноши жила лишь жажда мести, и нибелунги воспрянули духом. Только когда принц умрет, их проклятие исчезнет.
До осуществления их цели оставалось совсем немного. Два дня без свежей воды, безумие от голода, которое приведет к самоубийству, еще один шторм… Здесь, в море, непогода была коварной и жестокой.
Ветер бил по кораблю, из-за сломанной
Но в какой-то момент нибелунги забеспокоились. Уже дважды к кораблю приближались торговые суда, которые могли заметить Сигурда и спасти его. Но духи заслужили месть за эти долгие годы, и Сигурд должен был умереть! Вскоре случится то, что должно было произойти еще в Гране. На земле исчезнет последняя кровь ксантенских королей!
Волна, ударившая о борт корабля, чуть было не перевернула его. Тело Сигурда окатило водой, и тысячи рук потянули его в море. Устало хрипя, принц отбивался, хотя уже почти не мог шевелиться. Старый канат, которым он два дня назад привязал себя к поручням лестницы в трюме, спас ему жизнь, казавшуюся теперь ненужной.
Боги, очевидно, тоже были на стороне нибелунгов. Сверкали молнии, гремел гром, а принц все больше слабел, теряя последние силы. Несомненно, Один желал Сигурду смерти, и его терпению подходил конец.
Шепот нибелунгов, их хихиканье и самоуверенный смех стали громче — они увидели, как к кораблю приближается огромная стена воды, на которой танцевали белые демоны, выгибаясь, словно дрык, приготовившийся прыгнуть на жертву.
Вспыхнули три, четыре молнии. Это был знак, не иначе.
Сигурд заставил себя разлепить покрытые коркой соли глаза. Он видел приближающуюся волну, однако его тело слишком ослабело, чтобы что-то предпринять, а разум был замутнен, чтобы осознать происходящее. Нибелунги восторженно закричали. Если бы не шторм, заглушающий все вокруг, их голоса могли бы услышать простые смертные. Волна подняла корабль, как поднимают кусок мяса перед тем, как съесть его. Зияющая пасть волны уже готова была сомкнуться, поглотив принца Исландии. Но в этот момент из ниоткуда на палубу корабля опустился могучий конь, из-под копыт которого, несмотря на дождь, вылетали огненные искры. Вслед за этим раздался громкий голос:
— Силы природы, покоритесь мне!
Волна опустилась, и буря вмиг утихла.
Корабль оказался посреди моря, гладкого, как расправленная простыня, и внезапная тишина была не менее невыносимой, чем грохот мгновением раньше.
Конь стоял на мокрой палубе в двух шагах от Сигурда, лежавшего в обмороке. Этот восьминогий конь вороной масти с развевающейся серебряной гривой и горящими копытами был больше любого коня из королевских конюшен. А на коне сидела женщина. У нее были пронзительные темные глаза и иссиня-черные волосы. Черными были броня на ее груди и рукоять меча на поясе. И только ее кожа, мерцающая в темноте, казалась мертвенно-бледной.
Нибелунги, с нетерпением ожидавшие смерти Сигурда, начали шипеть и ругаться.
— Предааателъствооо… он нашшш… нашшшш!!!!!
Женщина на коне слышала их голоса. Она видела духов, носящихся вокруг корабля и дрожащих в предвкушении гибели принца, видела их злые глаза и выпущенные когти.
— Нить его судьбы прервется не сегодня, — заявила валькирия, глядя на безжизненное тело юноши.
В ее темных как ночь глазах не было беспокойства.
Возмущенные нибелунги взвились над кораблем.
— Мореее… его могиииилаааа… нашшше прааавооо… — завывали они.
Воительница Одина натянула поводья, и огромный конь встал на дыбы, выбивая передними ногами искры из воздуха. Нибелунги зашипели от боли. Здесь действовала власть богов, а против их воли бестелесные создания не могли забрать жизнь Сигурда.
— Мы знаааем тебяааа… твоююю цель… твое имяааа…
Валькирия легким движением соскользнула с коня, прыгнув на влажное дерево палубы. Из-под ее высоких сапог тоже брызнули искры.
— Вы знали меня, когда я была в теле человека. И тогда моя цель совпадала с вашей, потому что я хотела смерти ублюдка, которого Зигфрид когда-то зачал с той белокурой шлюшкой. — Она сильно ударила Сигурда ногой, так что он перекатился на спину, но при этом его лицо оставалось безучастным.
— Отдай его нааам… отдааай его нааам…
— Нет! — закричала она, словно в ней что-то пробудилось при виде принца. — Вы не получите его! Клянусь своим именем, ибо я — Брюнгильда!
— Брюююнгииильдааа… Брюююнгииильдааа… Брюююнгииильдааа…
Любая услуга Вульфгару была чудовищным унижением для Эолинда, и близость ксантенского короля вызывала у старика мысли о кинжале, которым он мог бы отомстить за Гернота и Эльзу. Но Эолинд поклялся в верности Сигурду и готов был отдать свою жизнь, чтобы защитить Исландию до его возвращения.
До возвращения освободителя. До возвращения короля.
Последние несколько дней стали для бывшего королевского советника настоящим адом, и Эолинд не выдержал бы, не будь у него надежды на Сигурда. Вульфгар позволил ему отправиться в поездку по стране, чтобы посмотреть, что осталось от его королевства после бесчинств ксантенских воинов. А оставили они немного. Повсюду валялись трупы, дома были разрушены или сожжены, а скот уничтожен. Ксантенцы оставляли в живых только стариков, которые не представляли для них опасности, и молодых девушек, которых они насиловали, пока те не надоедали им или же пока девушки не находили возможность собственной смертью положить конец своему позору. Вульфгар приказал перенести драгоценности из замка и добытую в шахтах руду на свои корабли.
И после всего этого Эолинду приходилось стоять рядом с развалившимся на троне завоевателем. Глядя на трон, на котором когда-то восседал Гернот, а до него Брюнгильда, старик чувствовал, как его охватывает неописуемый гнев, но, будучи сильным человеком, он не позволял своим чувствам отражаться на лице. В конце концов, он должен был радоваться тому, что вообще остался жив. Конечно, он был опытным распорядителем двора и мог бы оказаться очень полезным для Вульфгара, но ксантенский король буйствовал, словно берсерк, когда узнал, что ему не удастся надругаться над трупами короля и королевы. Он надеялся показать завоеванному народу полуразложившиеся тела его бывших властителей — Гернота, Эльзы, Сигурда и Лили.