Месть Нофрет. Смерть приходит в конце
Шрифт:
Хенет сидела на корточках в одной из кладовок и пересчитывала простыни. Они были старыми, и она поднесла к глазам метку в углу одной из них.
– Ашайет, – пробормотала Хенет. – Простыни Ашайет. Помечены годом, когда она сюда приехала… вместе со мною… Столько лет назад… Хотела бы я знать, Ашайет, известно ли тебе, для чего теперь используются эти простыни?
Она засмеялась, но вдруг умолкла, услышав какой-то звук у себя за спиной, потом вздрогнула и оглянулась.
Это был Яхмос.
– Что ты
– Бальзамировщикам нужно больше полотна. Они использовали несколько стопок простыней. Только вчера ушло четыре сотни локтей. Не напасешься полотна на эти похороны! Приходится использовать старое. Эти простыни добротные и не слишком изношенные. Простыни твоей матери, Яхмос… да, простыни твоей матери…
– Кто разрешил тебе их взять?
Хенет рассмеялась:
– Имхотеп все поручил мне. Я не обязана ни у кого спрашивать разрешения. Он доверяет бедной старой Хенет. Знает, что она все сделает как надо. Я давно уже присматриваю за всем хозяйством в доме. И надеюсь… теперь… я получу награду!
– Похоже на то, Хенет, – не стал возражать Яхмос. – Мой отец сказал, что, – он сделал паузу, – все зависит от тебя.
– Правда? Приятно слышать… хотя ты, Яхмос, наверное, с ним не согласен.
– Ну… не уверен. – Тон Яхмоса оставался доброжелательным, однако теперь он пристально вглядывался в Хенет.
– Думаю, тебе лучше согласиться с отцом, Яхмос. Нам ведь не нужны еще… неприятности, правда?
– Я не совсем тебя понимаю. Ты хочешь сказать, нам не нужны еще смерти?
– Смерти будут, Яхмос. Да…
– И кто же умрет следующим, Хенет?
– Откуда мне знать?
– Ты много знаешь. Например, за день до смерти Ипи ты знала, что он умрет… Ты очень умна, Хенет.
Старуха вскинула голову:
– Ну вот, ты начинаешь это понимать! Я больше не бедная, глупая Хенет. Я та, кто знает.
– Что же ты знаешь?
Голос Хенет изменился – он стал низким и резким.
– Я знаю, что наконец могу делать в этом доме все, что хочу. Никто меня не остановит. Имхотеп уже во всем полагается на меня. И ты будешь делать то же самое, да, Яхмос?
– А Ренисенб?
Хенет злорадно рассмеялась:
– Ренисенб здесь не будет.
– Ты думаешь, следующей умрет Ренисенб?
– А что ты думаешь, Яхмос?
– Я жду твоего ответа.
– Может, я имела в виду, что Ренисенб выйдет замуж… и уедет.
– Что ты хочешь сказать, Хенет?
Старуха усмехнулась:
– Иса однажды назвала мой язык опасным. Может, так и есть… – Она визгливо рассмеялась, раскачиваясь взад-вперед. – Ну, что скажешь, Яхмос? Могу я наконец делать в этом доме все, что захочу?
Несколько секунд мужчина пристально смотрел на нее.
– Да, Хенет, – ответил он. – Ты очень умна. Можешь делать все, что хочешь.
Он повернулся, собираясь уйти, и едва не столкнулся с Хори, который спешил к нему из центральной комнаты.
– Вот ты где, Яхмос. Имхотеп ждет тебя. Пора подниматься к гробнице.
Яхмос кивнул.
– Уже иду. – Он понизил голос: – Хори, мне кажется, Хенет сошла с ума… она явно одержима демонами. Я начинаю верить, что это она виновата во всем.
Хори ответил не сразу, но голос его был спокоен и бесстрастен:
– Она странная женщина… и злая. Я так думаю.
Яхмос понизил голос еще больше:
– Хори, мне кажется, Ренисенб грозит опасность.
– Со стороны Хенет?
– Да. Она намекнула мне, что Ренисенб может быть следующей… кто уйдет.
Из центральной комнаты послышался капризный голос Имхотепа:
– Я что, должен ждать весь день? Что вы себе позволяете? Со мною больше никто не считается… Никому нет дела до моих страданий… Где Хенет? Только она меня понимает.
Из кладовой донесся торжествующий смех старухи:
– Слышал, Яхмос? Хенет! Только Хенет!
– Да, Хенет… – тихо сказал Яхмос. – Я понял. В тебе есть сила. Ты, мой отец и я… мы втроем…
Хори поспешил на зов Имхотепа. Яхмос еще что-то сказал Хенет, которая кивнула и улыбнулась злорадной, торжествующей улыбкой.
Затем, извинившись за задержку, он присоединился к Хори и Имхотепу, и трое мужчин направились к гробнице.
Для Ренисенб день тянулся медленно. Она не находила себе места – то и дело выбегала на галерею, шла к пруду, потом возвращалась в дом.
В полдень вернулся Имхотеп. Ему подали еду, и после трапезы он вышел на галерею. Ренисенб присоединилась к нему.
Она сидела, обхватив руками колени, изредка бросая взгляд на лицо отца. На нем сохранялось все то же отсутствующее и недоуменное выражение. Имхотеп почти все время молчал. Несколько раз тяжело вздохнул.
Один раз он позвал Хенет. Но та как раз ушла, чтобы отнести полотно бальзамировщикам.
Ренисенб спросила отца, где Хори и Яхмос.
– Хори отправился на поля льна – там нужно произвести подсчеты. Яхмос на пашне. Теперь все на нем… Себека и Ипи больше нет! Мои мальчики… мои красивые мальчики…
Ренисенб поспешила отвлечь его:
– А Камени не может проследить за работниками?
– Камени? Кто такой Камени? У меня нет сына с таким именем.
– Камени – писец. Он станет моим мужем.
Имхотеп удивленно посмотрел на нее:
– Твоим мужем, Ренисенб? Но ты выходишь замуж за Хея.
Ренисенб вздохнула, но промолчала. Она подумала, что не стоит пытаться вернуть его в настоящее – это жестоко. Однако через какое-то время Имхотеп вдруг встрепенулся и воскликнул:
– Ну конечно, Камени! Он отправился с указаниями для старшего в пивоварне. Я должен идти туда.