Месть Орла
Шрифт:
– Красивый и острый, каким и должен быть солдатский меч. Свободен!
Он подал солдату знак встать обратно на свое место у стены, на мгновение созерцая обнаженное древко копья, прежде чем подойти к Клеандру и забрать у него Орла.
– Зная, как военные любят делать все, соответствующее более чем одной цели, я могу предположить, что этот штандарт вполне подойдет… Император насадил полое основание Орла на древко, удовлетворенно кивнув. - Ну, вот, как я и думал, идеально подошли друг к другу. Итак, Переннис… Он подошел к опальному префекту, легко держа Орла насаженного на древко копья в одной руке.
– Все это время я относился к тебе как к человеку, единственной заботой которого был его долг и благо Империи, а ты, в свою очередь, все это время строил заговор с целью меня убить и захватить трон. Ты, наверное, собирался создать династию, не так ли, с двумя своими сыновьями, командующими паннонскими легионами? Хороший план… Быстрый марш по Италии, и у тебя будет полдюжины легионов, которые подкрепят твои претензии наряду с недавно купленными легионами в Британии. Конечно, я прикажу убить их обоих, и жаль только, что ты не доживешь до того, когда это произойдет. Распорядитель?
Вольноотпущенник шагнул вперед, его лицо ничего не выражало, несмотря на масштаб триумфа, который он устроил над своим соперником.
– Слушаю, Цезарь?
– Отправь отряды быстрых всадников, чтобы они призвали сыновей этого предателя обратно в Рим, отметь при этом, что их вызывает отец. Пусть они поверят, что он занял трон, и, несомненно, возьмут с собой убедительные доказательства его предательства. Затем, их следует казнить и похоронить там, где их никогда не найдут.
– Клеандр поклонился и отвернулся, чтобы выполнить приказ своего хозяина.
– Да, и еще, Клеандр... Слуга императора обернулся с понимающим взглядом.
– Слушаю,Цезарь?
Пока Марк смотрел, та же странная улыбка вернулась на лицо императора.
– Призови «Ножей Императора» . Пусть они придут ко мне сюда.
– Как пожелаете, Цезарь.
Коммод повернулся к опальному префекту, взмахнув импровизированным штандартом.
– Ну, в вот, Переннис, колесо делает полный оборот. Ты создал этих «Ножей Императора» для выполнения грязной работы, необходимой для поддержания блага Империи, и теперь я прикажу им зарезать твою семью. И она будет искоренена с той же тщательностью, которой ты расправился с семьей Квинтилев, братьев Аквила и...
– Аквила! - Глаза Перенниса были прикованы к Марку, широко раскрывшись от внезапного озарения.
– Это он! Он Аквила! Он, единственный выживший сын Аквила. Он стал другим, старше, но это он, я это знаю наверняка!
В глубине своего ужаса перед неминуемой смертью он ухватился за имя семьи Марка и, наконец, установил связь, которая ускользнула от него несколько мгновений назад, запоздало узнав тунгрийского центуриона, стоявшего перед ним. Вырвав руку из рук своих охранников, он обвинительно указал пальцем на Марка, его голос был близок к истерике.
– Он служил в гвардии до того, как отец отправил его в Британию, чтобы спасти от имперского правосудия, и он убил людей, которых я послал арестовать его и вернуть в Рим.
Коммод медленно повернулся и взглянул на молодого центуриона, который пристально смотрел на стену позади Перенниса.
– Действительно? Я вспоминаю, что ты пытался когда-то говорил мне, что один из офицеров вспомогательной когорты, служащий в британской армии, является сыном сенаторской семьи, которую ты ликвидировал три года назад? Давай проверим это утверждение, не так ли?
– Император обратился к Марку, который напрягся, ожидая вопроса.
– Итак, центурион, как тебя зовут?
Марк ответил без колебаний, зная, что в конечном итоге он может умереть вместе с человеком, который приказал убить его семью, если ему не удастся убедить императора в своей личности.
– Марк Трибул Корв, Цезарь!
– А где ты родился?
– Здесь, в Риме, Цезарь, в Целии!
Коммод задумался.
– Я понимаю. А как ты попал на службу во вспомогательную когорту? Не лучше ли сыну всадника занять должность в одном из легионов?
Марк сложил губы, изобразив нежное, но неконтролируемое веселье, понизив голос после резкого лая, который он использовал, отвечая на предыдущие вопросы императора.
– Мой отец, Цезарь, служил в той же когорте, когда был в моем возрасте. По его мнению, для меня было бы лучше сформировать характер, если бы я познакомился с более суровыми законами армии.
Коммод улыбнулся.
– Действительно, это так! Отцы имеют привычку желать своим сыновьям того, что, по их мнению, является лучшим, даже если их мнение иногда противоречит тому, что предпочли бы их сыновья. Мой собственный отец, да упокоят боги его смиренный дух, настоял на том, чтобы я учился у нескольких наставников, хотя все, что мне действительно хотелось, — это научиться лучше владеть мечом.
Ободренный замечанием императора, Марк сделал последний комментарий.
– А для меня, Цезарь, обучение обращению с оружием всегда было важнее философических занятий.
Император рассеянно кивнул, отойдя еще до того, как расспрос молодого центуриона был окончен, и указал на Марка рукой.
– Именно такие люди, захотевшие служить в самых тяжелых условиях, защищая наши границы, и привели Империю к успехам, которых она достигла,. И ты, Переннис, безрассудство очерняешь доброе имя этого человека, принимая его за известного предателя!
Его ноздри раздулись, когда он непроизвольно втянул в легкие воздух, Марк боролся со своим рефлексом броситься на императора, в то время как Коммод неосознанно повторил ложное обвинение, в результате которого вся его семья была убита. Как раз в тот момент, когда он уже собирался поддаться непреодолимому желанию вырвать руку и раздавить императору горло, Коммод повернулся, взяв импровизированный штандарт легиона одной рукой, и опять подошел к Переннису, в его голосе нарастал гнев. когда он приблизился к съежившемуся пленнику.
– Я отправился с отцом в Германию около десяти лет назад вместе с полдюжиной легионов и хорошо помню парад победы после того, как мы разгромили маркоманов. Перед своим легионом стоял знаменосец, одна его рука была на перевязи, а другая держала Орла, гордо поднятого вверх, а мой отец подошел к нему и положил руку ему на плечо, повернувшись ко мне спиной с гордой улыбкой. «Вот это настоящий солдат, Люций, — сказал он, — человека, который будет сражаться насмерть за своего Орла, даже когда враги будут роиться вокруг него».