Месть Осени

Бахтиярова Анна

– Не стоит спускать на Эйрана собак, - попросила Мари.
– Я вообще не уверена, что Бьянка не играла с ним. Не успела поговорить с ней по душам.

– Думаешь, нашла кого-то посерьезней стражника?

– Надеюсь, нет. Кто-то «посерьезней» запросто причинит вред. Непоправимый вред. Ох, лучше б девчонка была дурнушкой. Проблем с такими куда меньше...

Бо странно крякнул и перевел тему. Но заговорил о том, что Мари предпочла бы не обсуждать. О большом мире. И не только о мире.

– Думаешь, у Эрма есть шанс вернуться? Эх, хороший он парень. Жаль,

если пропадет на той треклятой земле. Кто бы мог подумать, что она существует, и там казнят стихийников только за то, что они стихийники.

– Я надеюсь, что Эрм вернется, - прошептала Мари, а сердце ёкнуло.
– Кстати, у него осталась мать. Живет одна. На шестом этаже. Я пыталась ее навестить, но от меня помощи зу Туи явно не хочет.

– Почему?
– удивился Бо.
– Я заходил к ней. Не раз. Проведать. Приятная дама.

– Но не для тех, кого она винит в исчезновении сына.

– Винит? Тебя? С какого перепуга?

Новость ошарашила главу стихийного правопорядка, и Мари вымученно улыбнулась.

– Я вечно кругом виновата. Это не новость. Главное, чтобы зу Туи не бросили на произвол судьбы.

– Не волнуйся. Я об этом позабочусь. Лично.

Мари прищурилась. Почудилось, в последнем слове, впрямь, прозвучало нечто «личное». Приятная дама? Так о зу Туи сказал Бо? Ну-ну. Она, конечно, постарше. Но выглядит отлично. Пусть и слепая. А Бо холостяк...

...На въезде в поселок, в котором родилась Далила, пробрал озноб. Мари заранее продумала вопросы, которые задаст при встрече. Однако плохо представляла, как смотреть в глаза матери, считающей, что единственная дочь мертва. Но выбора нет. Сама вызвалась. Отступать некуда.

Посёлок произвел неприятное впечатление. Скромные деревянные домики, хмурые обитатели, грязь и лужи на дорожках. Никакой брусчатки или гальки. Уныние - вот идеальное определение для этого места. Не такое беспросветное уныние, как среди серых домов в Восточном, и всё же складывалось ощущение, что здесь давно забыли, что такое радость. Мари привыкла к владениям независимого совета и считала, что примерно также обстоят дела на всей срединной территории.

– Вилкоэ?
– переспросил мальчишка с синяком под глазом.
– Вон! Дом с закрытыми ставнями.

– Уверен, что там живут?

– Живут. Куда она денется.

Мари помрачнела, разглядывая развалюху, которая вот-вот развалится. Дом отшельника в лесу и тот опрятнее. И здесь обитает мать Далилы? Сказать «живет», язык не повернется...

Мари постучала в дверь с опаской. Не забыла, как недавно встретила зу Туи. Кто знает, вдруг и матушка Далилы винит ее в смерти дочери. Мари выступила свидетелем при подписании свадебного договора с Ноем. И вообще она - подруга из Зимнего Дворца. Для отца Тиссы - это нынче преступление.

Однако бури не последовало.

– А-а, это ты, - проговорила лу Вилкоэ, будто Мари жила по соседству, и в ее появлении нет ничего необычного.
– Проходи.

Мари вошла. В компании Бо, который осмотрел скромное жилище, а потом покинул его, чтобы не мешать секретному разговору. Остальные стражники остались

снаружи. Встали по периметру дома, чтобы ни одна мышь не просочилась. Бо ясно дал понять своим парням, что Королевского секретаря нужно беречь, как драгоценность.

– Простите за вторжение. Я лишь хотела... хотела...

Мари чувствовала себя неловко. Небо! Ну и нищета вокруг! Голые стены, половицы с облупившейся краской. Из мебели шатающийся стол, два стула и продавленное кресло в углу. Да кровать в соседней комнате. Не верилось, что Далила здесь жила.

– Поговорить о мерзавце Тренте, полагаю, - подсказала лу Вилкоэ.
– Я ждала, что кто-то приедет. Больше-то спрашивать некого. Хотя вряд ли из меня выйдет хороший помощник. Я мало что знаю. И прошу, не смотри по сторонам. Здесь ужасно, понимаю. Но хоть какая-то крыша над головой. Раньше мы жили в другом доме. Большом и добротном. Но пришлось оттуда съехать. Староста прогнал, когда узнал, что Далила не выйдет за его сына. Муж переживал, сердился на нее. Поначалу. Но я ее не винила. Мы совсем забыли, что сами выбрали любовь. Так какое имели право требовать от дочери иного выбора?

Мари смотрела на стихийницу с тоской. Ох, как же тяжко всем пришлось. И всё из-за того, что двое юных влюбленных жаждали быть вместе.

– Я не знала...

– Далила тоже не подозревала. К чему? Ей и без наших неприятностей пришлось несладко. В последние месяцы жизни. Сожалею только об одном. Не следовало ей сдаваться. Нельзя накладывать на себя руки, с какими бы трудностями не пришлось бы в жизни столкнуться.

Лу Вилкоэ невольно обвела взглядом нищенское жилище, мол, у нее ничего не осталось, но она держится.

Мари кивнула, борясь с желанием рассказать правду. О Далиле. Но не посмела. Нельзя. Вдруг мать на радостях не сдержится и скажет кому-то еще. Хватит того, что секрет известен паучихе. Не ровен час весть дойдет и до ушей Королевы Росанны.

– Да, я хотела поговорить о Тренте. Точнее, о семье в целом.

– Не знаю, чем могу помочь. О том, что Трент - негодяй, ты и сама прекрасно знаешь. Досталось тебе от него крепко. Что до бабки с дедом... Муж редко вспоминал Дворцовую родню. Провел черту, оставив за ней прошлое.

Мари это не удивляло. Лайнус Вилкоэ потерял первую жену. Не говоря о том, что отправил в большой мир невесту Принца с сестрой. Возможно, тогда этот поступок не казался дурным. Но потом всё изменилось. Когда изменился сам Лайнус. И такое прошлое точно не хотелось бы помнить.

– Ваш муж когда-нибудь упоминал бусины?
– задала Мари главный вопрос.
– Бусины, что веками хранила его семья?

– Да. То есть, не совсем, - лу Вилкоэ замялась.
– Я никогда не воспринимала это всерьез. Это была сказка, которую Лайнус рассказывал Далиле в детстве. О бусинах, что открывают вход в другой мир. Я толком и не слушала никогда. Не помню подробности. Если кто их и знал, то одна Далила. Увы, она не поможет. Как и Лайнус. У меня в памяти остались лишь слова, что есть два вида бусин: те, что открывают дверь нам. И те, что пропускают сюда чужаков. Вот и всё.