Месть по древним понятиям
Шрифт:
– Разумеется, нет.
– Что ж… хорошо. Хорошо! Я заплачу. Как говорят, полюбить так королеву, а потерять так миллион. Да? Правильно? Когда вы намерены приступить?
– Если вы заплатите сегодня, завтра утром я выезжаю в Кащеев.
– Отлично! Вы правы, разговаривать с деловым человеком действительно всегда очень приятно. Я заплачу. Приезжайте.
Через час с небольшим Харитон парковался возле солидной, облицованной природным камнем изгороди, окружавшей участок, где располагался не менее солидный просторный трехуровневый дом «пана».
– Итак, вы решились, – с довольной улыбкой заговорил Зеленский, встречая его в вестибюле. – Рад, рад. Конечно, данных не слишком много, но я верю в успех. Профессионал вашего уровня просто не может потерпеть фиаско. Я готов заплатить вперед.
– Тем более что речь идет не о всей сумме, – посчитал не лишним уточнить Харитон.
– Да, вы правы. Хотя и половина назначенного вами гонорара – очень неплохие деньги. Я-то ведь пока не получаю ничего. Впрочем, не будем препираться из-за мелочей. «Целительница» стоит любых денег. Если нам удастся отыскать ее, она займет совершенно особое место среди экспонатов моей коллекции. Кстати, не желаете посетить мой «музей»? – как-то загадочно предложил он. – В прошлый ваш приезд мы так увлеклись беседой, что я позабыл предложить вам полюбоваться моими «богатствами». А там есть на что посмотреть.
Харитон согласился, немного удивленный тем, что заказчик, не опасаясь, держит ценные раритеты у себя дома. Но, войдя в расположенный на втором этаже «музей», он сразу понял, почему коллекционер не боится.
В таинственном полумраке слабо освещенной комнаты старинные изображения Богородицы и святых висели в воздухе, как бы сотканные из лучей, и, казалось, сами излучали свет.
– Голограмма, – счастливо улыбаясь, как ребенок, получивший редкую и дорогую игрушку, о которой долго мечтал, объявил Зеленский. – Изумительная вещь. Посмотрите, доски кажутся совершенно реальными, а между тем это всего лишь игра лучей. И это далеко не предел возможностей современной науки. Уже разрабатывается технология тактильной голограммы. Вскоре этими прекрасными иконами мы сможем не только любоваться, но и брать их в руки, как обычный предмет.
– Но тогда зачем вам настоящие? – не удержавшись, спросил Харитон.
– О! Как можно сравнивать? Что есть копия, а что – оригинал. За каждой из моих досок – целая эпоха. Вещи эти уникальны, и, думаю, вы согласитесь, что фамильярное обращение с ними недопустимо. Непозволительно было бы открывать каждому прохожему свободный доступ к подобным раритетам. А между тем и прятать их за семью печатями, на мой взгляд, тоже неправильно. Думаю, мне удалось отыскать неплохой компромисс.
– Возможно, – проговорил Харитон, вновь окидывая взглядом необычный «музей». – Так значит, выставлять на всеобщее обозрение сами оригиналы вы не планируете?
– Ни в коем случае! Они находятся в надежном месте под хорошей охраной. Хранить подобные ценности в жилом помещении – большой риск. Вы не представляете, на что способны люди в стремлении завладеть тем, что им не принадлежит. Собственно, попытка ограбления и натолкнула меня на идею о голограммах. Современные коллекционеры – это, можно сказать, спасатели, – входя во вкус, продолжал Зеленский. – Мы находим редчайшие экземпляры, осуществляем реставрацию, обеспечиваем условия для оптимального хранения экспоната. И все это, заметьте, на свои собственные средства, без всякой помощи извне. И награда за это – лишь постоянный страх, что явятся какие-нибудь ночные тати и похитят результат всех наших усилий.
– Да, обидно, – стараясь быть вежливым, ответил Харитон.
Полюбовавшись на экспонаты «музея», среди которых имелось несколько действительно уникальных древних списков, Харитон в сопровождении хозяина спустился в гостиную.
Уточнив некоторые дополнительные детали и получив подтверждение, что Харитон готов выехать завтра, Зеленский рассчитался наличными, заплатив, как и обещал, половину назначенного гонорара.
После этого он проводил диггера до дверей и долго еще смотрел вслед, стоя возле окна гостиной.
Когда Харитон покинул участок и за ним закрылась автоматическая калитка, Зеленский достал телефонную трубку…
«Так, кажется все, – думал Харитон, снова садясь за руль. – Хотя нет. Еще позвонить. Черт, так и не зашел домой. Она меня убьет».
– Мамуля! Привет! – через минуту говорил он в трубку.
– Харитон? – послышался в ответ обеспокоенный голос. – Куда ты опять пропал? У тебя все в порядке?
– У меня все отлично. Звоню предупредить. Мне тут нужно будет уехать ненадолго, так вот, чтобы вы не волновались…
– Снова уехать! Ты ведь только что вернулся. Кажется, меньше недели назад звонил, говорил, что приехал из какого-то там Занзибара.
– Мамуся! Из какого же Занзибара? И всего-то только на Урал съездили с ребятами. Ненадолго. Там знаешь, как интересно! Там Медной горы хозяйка, там малахиты всяческие, там цветки каменные. Чего только нет!
– Вот-вот. Все хозяйки у тебя только в Медной горе. А когда ты своей обзаведешься, мы с отцом и не дождемся, наверное.
– Мамуля, не начинай. Ты же знаешь, человек я легкомысленный, к оседлой жизни неспособный и в пустой голове моей, непутевой, один сплошной ветер.
– Вот-вот. Именно – ветер. Неизвестно, о чем думаешь. Неделю назад вернулся, так хоть бы на пять минут домой заглянул. Мы с отцом скоро забудем, как ты выглядишь.
– До этого, надеюсь, не дойдет. Вот по делам быстренько съезжу, а как вернусь – сразу к вам. Торжественно обещаю.
– Знаю я это «быстренько». Опять на целый месяц пропадешь. Ты о себе-то хоть что-нибудь скажи, как у тебя, все в порядке? Не болеешь?
– Ни-ни! Бодр и весел, здоров как бык. У меня все отлично, мамуля. Скоро приеду, и ты сможешь сама в этом убедиться. Воочию. Целую тебя. Папке привет. Пока.
«Вот теперь точно все, – закончив разговор, резюмировал Харитон. – Теперь можно ехать».
Глава 2
– Ехать ли, отец? Дурной слух идет от Москвы.
– Богу верь, не слуху. Неужто на Святаго рог поднимут чумазые?
Осенью 1917 года в келье настоятеля небольшого монастыря Кащеева пустынь происходил трудный разговор.
Среди мальчиков, обучавшихся в школе при монастыре, отец Антоний давно заметил несколько проявивших большие способности к живописи и языкам и после долгих переговоров добился разрешения определить их в духовное училище при Троице-Сергиевой Лавре. Им назначили экзамен и в случае успешной его сдачи следующий учебный год дети из глухой провинции должны были начать в Москве.