Месть самураев
Шрифт:
Он уже давно чувствовал, что что-то происходит, что это что-то касается и его. Наконец за ним пришли, наконец он кому-то нужен, наконец он займется настоящим делом и почувствует себя мужчиной. В душе он был польщен и безумно рад, что кончилась безызвестность, что выбрали именно его – сёки – бригадира пятой бригады тяжелой кавалерии.
– Если я начну, дороги назад не будет.
– Говори! – еще раз потребовал капитан Го-Данго.
Он подумал, что только гордость самурая имеет в этом мире хоть какую-то ценность, а все остальное ничто, и преисполнился отвагой и преданностью своему почившему господину.
Рогач постоял, прислушиваясь к погоне, и ушел в чащу, ломая мерзлые побеги.
– Камаудзи Айдзу получил власть по наследству от своего отца Камму. А ты сам знаешь, что это значит. Это значит, что вроде бы власть есть и вроде бы ее нет. Регент Ходзё Дога покровительствует, император Мангобэй покровительствует. Однако грамоту на должность не дают. Не помогли ни богатые дары, ни тонкая лесть советников, которым платили хорошую мзду. Как вода в песок. Вначале Камаудзи Айдзу думал, что слишком молод. Но он прошел с нами столько троп и столько раз доказывал свою храбрость, что не было самурая, который бы усомнился в его преданности и императору, и регенту. Он искал
– Сволочь! – выругался капитан Го-Данго, испытывая потрясение от мысли, что кто-то еще смеет любить его госпожу Тамуэ-сан.
– Две луну он жил у Камаудзи Айдзу, – пояснил Гёки, – втайне писал его жене любовные записки и ждал удобного случая.
– Гад! – заскрежетал зубами Го-Данго и так сжал лук, что побелели костяшки пальцев. Попался бы ему этот наглый Такэру!
– Госпожа Тамуэ-сан была умной женщиной, – с удивлением вглядываясь в лицо друга, продолжил Гёки. – Она знала, в каком положении находится ее муж, однако ответила наглецу один единственный раз, отвергнув его ухаживания. Страсть Такэру только разгоралась. Он знал, что судьба субэоса Камаудзи Айдзу висит на волоске, и вознамерился воспользоваться этим. Но вначале решил выиграть госпожу Тамуэ-сан в Го. Однако, несмотря на то, что Такэру ежедневно играл в Го с го-докоро[125] и имел пятый кю, а партию они играли три луны, Такэру проиграл и отдал Камаудзи Айдзу дворец Сандзедоно в Киото. Должно быть, вначале Боги покровительствовали нашему господину, хотя дворец ему был и не нужен. Но отказаться от выигрыша просто так он не мог, иначе бы его посчитали трусом и он потерял бы лицо. Кроме этого отказ от дворца официально мог быть воспринят как оскорбление его императорского величества. Отныне Камаудзи Айдзу и его жене предстояло жить в столице. Возможно, это был тонкий ход со стороны Такэру, ведь с тех пор он стал бывать у нашего господина так часто, как только мог. Наша госпожа Тамуэ-сан по-прежнему не отвечала ему взаимностью. Тогда хитрый Такэру уговорил отца отправить Камаудзи Айдзу в поход на север против эбису, а сам стал являться к госпоже Тамуэ-сан чуть ли не каждый день. Разумеется, она его не принимала под различными предлогами. По столице поползли грязные сплетни. Целый год воевал наш господин и значительно расширил границы империи. Замечу, что на эту компанию он не получил из казны ни одного рё и поэтому справедливо рассчитывал на официальное признание своей власти субэоса. Ему была назначена аудиенция, на которой должна была решиться его судьба. Однако накануне ночью его убили люди в черном.
– То есть его не казнили, как объявлено в листовке, а подло убили?!
– Да!
– Синобимэцукэ? – уточнил кантё Гампэй.
– Никто не знает. Скорее всего, они из какого-нибудь тайного клана.
– Нашли?
– Пока нет. Ты же знаешь, как их трудно обнаружить. Но ищем.
– Но почему? Какой смысл? – воскликнул капитан Го-Данго.
– Я тоже долго ломал голову, – признался Гёки. – А потом понял, что Камаудзи Айдзу стал неудобен. Понимаешь? Настал момент, когда надо было решить вопрос с ним. К тому же Такэру стал дискредитировать себя. Негоже государственному мужу таскаться за чужими женами, когда ты сын регента Ходзё Дога. Для укрепления власти Такэру должен был жениться на одной из дочерей императора Мангобэй. Все остальное полная чепуха. Дворец Сандзедоно сгорел через месяц после исчезновения госпожи Тамуэ-сан. Кому-то было выгодно сжечь его, чтобы обвинить нашу госпожу. А волнения в восьми провинциях стали поднимать засланные регентом люди. Уж очень ему нужно было опорочить нашего господина. После подавления восстаний, которые никто и не поднимал, Ходзё Дога сделал своего сына, Такэру, субэоса восьми провинций. Но с тех пор госпожа Тамуэ-сан стала для них опасна, потому что она знает правду, поэтому по всей стране и развешены листовки. Если ее схватят, то казнят, как заговорщицу.
– Я не знал, – признался Го-Данго. – Я как раз дошел до конца Могами – Края Мира. Слушай, там тоже вода. Но мы не удержались: из тысячи осталось три человека. Проклятые эбису!
– Мы решили убить регента и его сыновей, – открыл карты Гёки. – Но нас слишком мало, поэтому у тебя будет задание.
– Какое? – с готовностью спросил Го-Данго, и шрам на его огромном лице налился кровью.
– Сейчас узнаешь.
С тех пор Го-Данго бросил воевать с эбису. Он даже ограничил себя насколько мог в пьянстве и стал подыскивать кандидатов в заговорщики. Но, честно говоря, ему больше нравилась гуща боя, когда вокруг свистят стрелы и льется вражья кровь, чем льстивые разговоры и выпытывание тайн. Из двадцати восьми солдат гарнизона на роль заговорщиков подходили только трое, а из них особенно хорош был Ябу. Ябу-хаято. Капитана Го-Данго ценил его за исключительные бойцовские способности, за трезвость и личную преданность. Полгода назад он спас его от виселицы, выкупив из тюрьмы уезда Сида и очень рассчитывал на него, не раскрывая, впрочем, перед ним причины интереса. Но неожиданно его убили Акинобу и Натабура. Это было более чем странно. Капитан Го-Данго видел собственными глазами, как Ябу в мгновении ока разделался с пятью опытнейшими зиганами, которые не один год участвовали в компаниях и штурмовали не одну крепость. Дело было в харчевне, куда он его привел пообедать и оставил на кокой, чтобы сбегать в соседнюю лавку, где у него жила очередная зазноба – Тиё. Вероятнее всего, солдаты забрели в харчевню случайно и увидели бродягу, вкушающего дорогую еду: сукияки[126] в маринаде из сакэ, мясо ягненка на молоке, рисовые шарики в соусе из креветок и теплый сакэ самой лучшей марки – и не один кувшинчик, а целых семь для счастья. Ничего подобного они себе позволить не могли. Это их неподдельно возмутило, и они стали задевать Ябу. Напрасно харчевник – знакомый капитана Го-Данго – пытался их урезонить. Он улетел в самый дальний угол под ширмы, получив удар кастетом. Действительно, Ябу не был похож на местных жителей. Он был хаято, родом с юга, где люди смуглы и кучерявы. Одежда его сгнила еще в тюрьме и превратилась в рубище. К тому же от него скверно пахло. Как рассказал Го-Данго харчевник, Ябу доел очередной шарик, вытер руки о грязнейшие в мире штаны и демонстративно поймал с помощью хаси[127] пять жирных мух, которые кружили над столом, намекая тем самым, что точно так же разделается и с ними – солдатами его императорского величества. Держа в каждой руке по хаси, на которых шевелились наколотые мухи, он с вызовом уставился на вооруженных с ног до головы зиганов. Этого они вынести не могли. Они явились с поля боя, они жаждали развлечений и крови. Им и в голову не пришло, что они видят собственную смерть в лице какого-то нищего. Да и что такое мухи, хотя бы и нанизанные на хаси – всего лишь жалкие мухи! Мало ли какие фокусы может показывать деревенщина! Впрочем, одно дело оскорблять человека, а другое убить, не распалив себя. Поэтому вначале они всячески поносили Ябу, выкрикивая ему в лицо оскорбления, пока один из них по неосторожности не приблизился слишком близко. Не меняя положения тела, а всего лишь повторяя движение руки с хаси, как и в случае с мухами, Ябу пробил горло солдату. Проделал он это очень искусно, найдя крохотное отверстие в нодова[128]. Самоуверенность солдат простилалась настолько далеко, что они даже не удосужились изготовиться к бою. Второго зигана Ябу убил точно так же, как и первого, только для этого ему пришлось вскочить и совершить неимоверный скачок в сторону противника.
С этого момента Го-Данго уже наблюдал поединок. Он успел договориться о свидании с красоткой Тиё и вернулся в харчевню как раз вовремя, чтобы увидеть самое интересное: зиганы опомнились, но было поздно, даже несмотря на то, что они выхватили оружие – Ябу оказался за спиной одного из них. Ловко придушил его двумя пальцами за кадык, и, прикрываясь им, как щитом, и действуя его же вакидзаси, в мгновение ока убил двух оставшихся солдат. Затем вернулся за свой столик и доел обед – еще бы, ведь он же целый год ел один мышиный помет в государственной тюрьме Сида, ожидая смертной казни. Впрочем, провинность его была не столько очевидна – он всего-навсего сломал шею деревенскому старосте, который покусился на его сестру. Единственного Го-Данго не знал, а Ябу не спешил открыться, – что искусству шаулинь-сы он обучался, когда был монахом в Ая – в стране на западе от Нихон. Впрочем, если бы Го-Данго узнал об этом, весомость Ябу в его глазах только возросла бы, ибо это означало еще и непочтительное отношение к власти императора.
В тот день Го-Данго пришлось скрыться и отправиться на север. К его великому огорчению, свидание с Тиё не состоялось, но он был доволен как никогда в жизни, потому что заполучил опытного и хладнокровного бойца. Он был весел, всю дорогу смеялся и пил сакэ, без меры угощая Ябу. Еще пару раз Го-Данго проверил его в стычках с эбису, но только после того, как Ябу продемонстрировал умение делать оружие из самых невероятных предметов, понял, что нашел себе нужного человека – ведь пронести оружие во дворец Регента Ходзё Дога считалось самой главной проблемой. Однажды Ябу продемонстрировал свой талант. Нарвал зеленых листьев дуба и высушил их под гнетом. Получилось акё. Этим акё он перебил четыре сложенные хаси, хвост свинье и палец пленному. Смог бы перебить и шею, но капитан Го-Данго не позволил. На своем веку он навидался всякого, но с таким мастерством не сталкивался. Акё Ябу называл любое подручное оружие от курительной трубки, до обыкновенной чашки или даже щепки на дороге. Щепкой можно было выколоть глаз. При известной ловкости, конечно. Чтобы окончательно убедиться в его даре, Го-Данго придумал следующую хитрость. Он расставил в деревне своих солдат так, чтобы получилась сеть с одним единственным входом и одним единственным выходом, и приказал убить Ябу, если он наткнется на кого-то из солдат. Ябу сдал экзамен блестяще, пройдя через деревню в прямом и обратном направлениях. При этом он придушил троих опытнейших асигару и спрятал их оружие. Как он это сделал, никто не мог понять.
С тех пор Ябу стал его правой рукой. И все было бы ничего, но он оказался чрезмерно жестоким даже по меркам самураев, которые никогда не славились особым милосердием. Когда он избил всех асигару и зиганов в казарме, Го-Данго закрыл на это обстоятельство глаза, когда искалечил мельника и взял его жену, тоже закрыл глаза. Даже когда Ябу лупцевал пленных бамбуковой палкой, Го-Данго утешал себя мыслью, что Ябу все равно пригодится в день возмездия. Теперь же оказалось, что непобедимого Ябу убили никому неизвестные Акинобу и Натабура. Капитан Го-Данго находился в растерянности. Наверное, это что-то из таинственной борьбы без соприкосновения с противником, оправдывался он перед самим собой. Если бы Ябу не двигался, наверняка бы с ним ничего не случилось, и он бы, уж конечно, всех уложил. Но Ябу, как головастик, не мог усидеть на месте. Ведь нельзя убить человека, если он этого не хочет! Честно говоря, он не подходил на роль заговорщика. Го-Данго давно гнал от себя эту мысль: слишком горяч, импульсивен, а главное, темен. Не совсем предан, а так – словно держит камень за пазухой. На чем еще можно было сыграть в такой ситуации? Должно быть, Ябу искал возможность уйти в свой монастырь в Ая. Выжидал. Чувствовал. Ведь чувствовал, что глядит в сторону. Где найти еще хотя бы одного опытного бойца? – ломал капитан голову. Где? И почему-то все чаще его взгляд останавливался на Натабуре. Этот не согласится, думал он. Нет, не согласится. Интересно, где он так научился драться? У Акинобу? Похоже, он его учитель. Глаза у него колючие и страшные, словно проникающие в душу. Надо быть осторожным с ними, думал капитан Го-Данго и поеживался, помня удар Натабуры по затылку, на котором, как и на лбу Язаки, выросла огромная шишка. И все же в глубине души он был благодарен Натабуре хотя бы за то, что не убил и не искалечил, а всего лишь хорошо приложился. А гуля рассосется, легкомысленно думал капитан Го-Данго, рассосется. Куда ей деться?
***
Язаки берег свою гулю на лбу, как зеницу ока. Во-первых, она нещадно болела, а во-вторых, здорово мешала есть, поэтому он жевал очень медленно. Зато после трехдневного воздержания наверстывал упущенное: съел коровье вымя с икрой морских ежей и бараньими мозгами и три четверти козленка. Выпил три жбана чанго, наговорился, насмеялся и предался лени. К великому огорчению, во сне к нему явился демон смерти Кадзан, бесцеремонно пнул в бок и спросил:
– Ты чего валяешься-то?!
– Как чего? – удивился Язаки, продирая глаза. – Не видишь, отдыхаю, – и поднялся легко, словно ему живот вовсе и не мешал.
Ах, как хорошо, живота нет, подумал Язаки. Со времени, пока они не виделись, демон смерти заметно окреп. Походное кимоно едва скрывало мускулистые плечи, над которыми торчала голова на толстенной, как у быка, шее.
– Я-то вижу, – многозначительно возразил Кадзан. – А кто будет каба-хабукадзё отрабатывать?!
– А деньги?!! – потребовал Язаки, яростно выпучивая глаза.