Месть Шарпа
Шрифт:
От союзников в Париже было не протолкаться. Русские на Елисейских полях; пруссаки в Тюильри; даже несколько английских подразделений, расположившихся на той самой площади, где слетела с плеч голова гражданина Людовика Капета, бывшего короля Людовика XVI. Поддавшись порыву нездорового любопытства, Фредериксон посетил тюрьму Консьержери. Гид, весёлый парень, хихикая, показал ему подземелье, где приговорённых к казни коротко стригли, чтобы длинные волосы не помешали ножу гильотины. Гид божился, что в Париже половина матрасов набита локонами жертв революционного террора. Ради интереса капитан подпорол тюфяк в снятой им дешёвой меблирашке и к величайшему разочарованию обнаружил, что начинён он конским волосом. Хозяин меблированных комнат полагал «герра Фридриха» отставным офицером императорской армии, одним из тысяч германцев, верно служивших Наполеону.
На другой день после посещения Консьержери Фредериксон познакомился со сбежавшей от мужа женой австрийского сержанта-кирасира. Неделю капитану было не до самоедства, потом австриячка вернулась к мужу, а зелёная тоска — к Фредериксону. Дабы прогнать мысли о мадам Кастино, Красавчик Вильям купил новый блокнот и честно делал наброски Версаля. Хватило капитана ненадолго. Вечером третьего дня он, надравшись, ночь напролёт рисовал по памяти Люсиль. Проспавшись, капитан порвал блокнот к чёртовой матери и занялся, наконец, Дюко.
Документы императорской армии хранились в Доме Инвалидов. Архивариус с кислой миной пожаловался капитану на то, что новая власть до сих пор не удосужилась распорядиться судьбой огромного собрания бумаг:
— Никому мы не интересны.
— Мне интересны. — возразил Фредериксон.
Архивариусу надо было выговориться, а капитан умел слушать и вскоре получил полный доступ к вожделенным пыльным папкам. За три недели он раскопал немало смешного, скандального, чудного, но ничего, связанного с Дюко. Майор будто живым вознёсся на небеса.
Видя в «ищущем бывшего командира герре Фридрихе» родственную душу, к розыскам подключился архивариус:
— Может, вам написать другим сослуживцам?
— Пробовал. — отмахнулся Фредериксон.
В голове капитана забрезжила идейка, глупая идейка, и, если бы пообедавший чесночной похлёбкой архивариус не дышал над плечом, капитан не придал бы ей значения. А так он внезапно вспомнил вслух, что есть один офицер, с которым он не связывался:
— Лассан, по-моему. Командовал мелким фортом на побережье. Я с ним не был знаком, но они с Дюко, помнится мне, дружили.
— Сейчас посмотрим. Лассан, да?
Идея Фредериксона основывалась на следующем: при Наполеоне в архиве действовали строгие правила учёта. Всякий, кто брал подшивку либо папку, записывал на обложке свою фамилию и дату выдачи. Если Дюко недавно обращался в архив за адресом Лассана, то сохранялся крохотный шанс, что архивариус майора вспомнит.
— Живёт ваш комендант в Нормандии. — архивариус раскрыл тонкое личное дело покойного графа, — Шато Лассан. Не слыхал о таком.
— Разрешите взглянуть.
При виде адреса Люсиль сердце кольнула печаль. На обложке красовалась единственная подпись. Некий полковник Жолио ознакамливался с личным делом Лассана примерно за две недели до гибели коменданта. Дата позволяла предположить, что «полковником Жолио» вполне мог оказаться майор Дюко.
— Жолио… — буркнул Фредериксон, — Фамилия как будто знакомая.
— Она знакома всякому носящему подобное украшение. — приподнял на носу очки архивариус, — Братья Жолио держат лучшую оптику в Париже!
Дюко носил очки. Шарп рассказывал когда-то Фредериксону, как проучил француза в Испании, разбив ему стёкла. Капитан почувствовал, как оживает в нём охотничий азарт. Назвавшись «Жолио», Дюко невольно дал ниточку, что могла привести к его убежищу.
— А где найти братьев Жолио?
— За Пале-де-Шало, капитан Фридрих, но уверяю вас, ни один из них не полковник! — хихикнул архивариус, тыча пальцем в подпись.
— Я всё равно собирался заказывать очки. Мои глаза последнее время быстро устают от чтения.
— Это возраст, мон капитэн, возраст…
Слова архивариуса эхом повторил Жюль Жолио, выслушав жалобу Фредериксона в фешенебельном магазине за дворцом Шало. Жюль носил на лацкане маленькую золотую пчелу в знак верности Наполеону.
— Мы стареем, и данные нам матерью-природой оптические приборы стареют вместе с нами. — объяснил Жолио, — В очках нет ничего постыдного, сам император вынужден прибегать к их помощи, читая. У вас же, капитан, уж простите бестактность, оставшееся око работает за двоих, соответственно и устаёт быстрее. Однако вам повезло. Вы попали не к посредникам, а к изготовителям.
Жолио с достоинством сообщил, что в данный момент они работают над заказами со всех уголков Европы: подзорные трубы для Москвы, монокли для Мадрида, очки для пленных французских офицеров в Лондоне и Эдинбурге. Увы, окончание войны губительно сказывается на делах. Боевые действия не щадили хрупких стёкол.
Фредериксон удивился. Неужели пленные офицеры не могли заказать очки в Лондоне? Ведь это было бы быстрее, чем ждать их из Парижа?
— А качество? — торжествующе вопросил Жолио, — Идёмте!
Он повёл Фредериксона мимо залов отличных подзорных труб и открыл ящик, где лежали образчики продукции конкурирующих фирм:
— Вот очки из Лондона. Обратите внимание на искажение, наличествующее у краёв линз.
— Допустим, пленный офицер потерял или разбил очки, — начал Фредериксон, — Как вы подбираете ему замену?
Жолио самодовольно улыбнулся и показал капитану плоские открытые ящики, похожие на подносы. В них были разложены рядами тонкие гипсовые диски. Чрезвычайно осторожно Жолио взял один из них: